Когда журнал «Форбс» включил фамилию Завальнюка в список «Сто самых богатых людей России», ее обладатель пережил нечто вроде кризиса среднего возраста. Так уж случилось, что за шумом жизненных битв сорокалетний миллионер — основатель холдинга «Угра» — Егор Ильич Завальнюк так и не успел расслышать нежный шепот любви, первый лепет ребенка, зов бескорыстной дружбы… Вскарабкавшись на вершину мира, он вдруг с разочарованием увидел, что стремиться, кроме как вниз, больше некуда, а неутоленная жажда получить все то, чем обделила жизнь в юности, в до отказа заполненной делами зрелости, с каждым днем нарастала, требуя неких сильных решений.
И ключиком к таким решениям оказался Стас Беняш. Литсекретарю Завальнюка отводилась роль Санчо при Дон Кихоте и Лепорелло при Гуане, хотя на самом деле он, скорее, исполнял роль блудного сына, которого у Егора Ильича на самом деле никогда не было.
Нельзя сказать, чтобы эти двое понравились друг другу с первого взгляда. Некоторое время литературный секретарь был для хозяина всего лишь «странной игрушкой безымянной», безличным существом, про кого в очереди говорят: «Я вон за тем мужчиной в пальто». Впрочем, в день их встречи он был вовсе не в пальто. Это был молодой человек в голубых вельветовых брюках, который сидел в кожаном кресле, по-ребячьи болтал ногой, и на острых носах его лакированных туфель играли отсветы пламени в камине.
Стас Беняш очутился в загородном имении Завальнюка в Жуковке специально ради интервью с хозяином. Был понедельник, а уже в четверг интервью кровь из носу должно было появиться в журнале, с которым Стас в ту пору сотрудничал. Его редакторша месяц договаривалась и утрясала время и дату интервью, но в конце концов произошло именно то, чего больше всего не любят в своей работе репортеры: все в сборе, а персона грата неожиданно заявляет, что у нее внезапно изменились планы и сегодня интервью не состоится. И чего ради, спрашивается, они перлись в тмутаракань, в Жуковку, когда Стас мог бы сидеть в теплой квартире перед своим любимым «ньютоном» и писать заметку о доме Майкла Джексона на острове Сен-Мартен в Антильских Нидерландах? Там поп-звезда и домище на берегу залива с пеликанами, а тут какой-то Завальнюк и какая-то Жуковка. Как говорится, что он Гекубе, что ему Гекуба? Сижу и плачу…
Фотограф и редакторша из отдела оформлений рассредоточились по усадьбе в поисках диковинок, достойных внимания своих читателей. Хозяин дома, не обращая на Стаса ни малейшего внимания, перебирал бумаги на своем столе. Глядя в лицо Завальнюка, лишенное всякого выражения (если не считать сосредоточенно сдвинутых бровей), репортер думал: «Вот передо мной тип, которому неведома мучительная проблема выбора. Он всегда знает, как следует поступить и что для него на первом плане, что на втором, а что на последнем… Ничего против не имею, вообще-то я даже уважительно отношусь к таким людям, если бы не одно «но»: в данный момент для него на последнем месте нахожусь именно я со всеми своими мелкими и незначительными (по масштабам глыбищи Завальнюка!) личными интересами».
И от этих мыслей Стасу захотелось вывести «радушного» хозяина из равновесия. Словом, в кабинете миллионера Завальнюка назревал «бунт «маленького человека».
Метод для своего бунта Стас выбрал неоригинальный, хрестоматийный. Зацепившись взглядом за первое попавшееся — за картину в багетной раме, висевшую за спиной хозяина, молодой человек в голубых вельветовых брюках задиристо спросил:
— Что это за мазня там у вас за спиной?
Завальнюк всем корпусом по-медвежьи грузно развернулся в кресле. Несколько секунд Завальнюк смотрел на картину, затем, мельком взглянув на репортера, занял прежнее положение. Хотя теперь он все так же перебирал бумажки, но видно было, что тон вопроса его покоробил.
— То есть я хочу сказать, что на измайловском вернисаже подобной халтуры навалом, — нагло продолжил Стас, — но если это память о вашем покойном обожаемом дядюшке, тамбовском живописце-самоучке, то миль пардон. Чувствуется влияние парижского модерна с примесью арт-нуво, но в провинциальном преломлении это звучит девственно-свежо, как девушки у пруда Борисова-Мусатова… Кстати, как вы относитесь к творчеству представителей русского модерна?
Завальнюк посмотрел на краснобая долгим взглядом, наверняка не предвещавшим ничего хорошего.
Не выдержав этого прищуренного, стального взгляда, Стас отвел глаза от его лица и переключился на дальнейшее изучение интерьера кабинета, не отказав себе в удовольствии разбомбить кабинет в пух и прах (в переносном значении), обозвав его купеческим гнездом и темным царством и ехидно заметив, что в углу не хватает только портрета предка — купца первой гильдии, написанного каким-нибудь ярославским богомазом.
Затем, не сбавляя темпа, он поделился сплетнями о распределении наград Русского Пен-клуба. Попутно вкратце пересказал содержание новой книги Эдички Лимонова, автора, как оказалось, абсолютно неизвестного Завальнюку. На бойкий вопрос репортера: «Читали?» — Егор Ильич буркнул: «Не слышал, нет»…