Он не хотел предавать

…Любовь Кричевская опоздала к началу церемонии и не смогла попасть в актовый зал мэрии. Площадь перед зданием была оцеплена охраной. В ожидании, когда церемония закончится, Любовь сидела на бордюре газона. Внешне она ничем не выделялась из толпы журналистов, оккупировавших газон перед мэрией. Такая же сумка с видеокамерой на плече, на шнурке — пластиковая карточка аккредитации радиостанции «Звездопад». Если не пытаться пройти мимо охраны внутрь здания, издали ее невозможно отличить от настоящих журналистов.

«Ничего, ничего, еще немного — и Юра будет здесь».

Кричевская закурила. Сидевший неподалеку журналист «Газеты Выборчей» подошел и попросил прикурить. Люба протянула ему зажигалку и спросила: не знает ли он, когда закончится церемония? Журналист посмотрел на часы. С минуты на минуту, ответил поляк. Они уже час как заседают. О чем, спрашивается, можно говорить в течение часа? Неужели у мэра нет других важных дел? Ну обменялись рукопожатиями, ну поклялись в дружбе до гроба, сфотографировались с картиной в руках… Выпили по глоточку шампанского… И пора бы им разойтись.

Любовь кивнула и закрылась от назойливого собеседника газетой, на первой странице которой жирно были набраны строки: «Сенсационное возвращение шедевра Огюста Шабо… Представитель Российского Интерпола Юрий Малышев сегодня утром передал представителям Музея д'Орсе считавшуюся утраченной картину художника «Охотник с собакой в Камарге». Сотрудники Интерпола, осуществившие эту грандиозную операцию по возвращению культурных ценностей народу Франции…»

Сердце стучало быстро, до тошноты. Наконец все вокруг сорвались с мест и бросились вперед, к подъезду мэрии. Любовь тоже вскочила и, вытягивая шею, стала протискиваться сквозь толпу. Поодаль от мэра и других официальных лиц она увидела единственного офицера в парадной форме офицера российского МВД. Юра Малышев стоял к ней боком, и Любовь не видела его лица.

Любовь крикнула по-русски:

— Юра!

Он посмотрел куда-то поверх голов, поправил темные очки и что-то ответил стоявшему рядом представителю французского Интерпола.

— Юра! Я здесь! — крикнула Любовь, вдруг испугавшись, что он уйдет.

Он не услышал. Любовь оттолкнула с дороги польского верзилу журналиста, широченной спиной перекрывшего ей подступы к Юре, и, задыхаясь от радости, бросилась к нему, крича:

— Юра, это я!

Она держалась за него так крепко, что ее руки пришлось отрывать силой. Когда их заломили за спину и надевали наручники, Кричевская непонимающе озиралась по сторонам и выкрикивала по-французски только одну фразу: «Где Юрий Малышев? Где Юрий Малышев? Я хочу его видеть!»

Ее быстро повели к машине, и теперь она вырывалась и кричала по-русски: «Где Юра?!» — и оглядывалась на Гольцова.

Георгий стоял на прежнем месте, не двигаясь, не снимая темных очков, и старался не смотреть в ее сторону. Все было кончено.

3

— Что это? — спросил в самолете Яцек, разглядывая тарелку с видом Эйфелевой башни.

— Сувенир.

— Что ты будешь с ней делать?

— Отдам жене.

— На память о Париже? Лучше бы ты ей духи купил.

Георгий почувствовал себя сметным:

— Наверняка она так и скажет.

Он повертел ненужную тарелку в руках и, уже жалея о выброшенных на ветер деньгах, сунул в сумку.

— Глупо, да?

Но Яцек, вопреки обыкновению, был серьезен:

— Гошка! Это твой самый умный поступок за последнее время. Обязательно отдай ей. Слышишь?

Оставшиеся три часа до Москвы они молчали.

4

Юрий Малышев в самолете делал вид, будто читает книгу. Женщина, сидящая вполоборота к нему, водила гелевым стержнем по бумаге, время от времени глядя то на модель, то на рисунок — бывшая невеста Юрия Ольга сразу бы узнала этот рисунок…

С начата полета они еще не сказали друг другу ни слова.

На солнце загляделся я,
Мне солнце очи ослепило.
Затем, что сердце свет любило,
На солнце загляделся я.
На ощупь шел я, но была
Не в стыд мне слепота моя:
На солнце загляделся я,
Мне солнце очи ослепило…

— Que lisez vous? (Что вы читаете?) — первой заговорила она.