Он не твой. От Ада до Рая

– Готов поспорить, что она представляет мой прекрасный лик!

– Ты в зеркало-то смотришься? – заржал Саня, пугая по-утреннему ленивых посетителей. – Твой лик печатал сломанный принтер, Рай, не льсти себе! То ли дело я…

Рванул дверь и, даже не пытаясь анализировать свои действия, стремительно вошёл в тренажёрный зал, игнорируя подорвавшегося администратора. Слышал, как Кондра за спиной принялся забалтывать суетливую девушку, чтобы не успела поднять шум, пока я вилял между тренажёрами.

Она была всего в шаге от меня… Замер у толстых канатов, опустил руки, стискивал пальцами, чтобы вернуть себе холодный разум. Но разве это было возможно? Нет… Как маньяк ненормальный, тянул носом, ловя нотки её парфюма с примесью горячего пота. Закрыл глаза, представляя, как охренительно ощущается в руках её тело. Как горячий ломтик тоста… С пылу с жару, спэшэл фо ми…

– Ох уж эти хрупкие женщины… Сколь прелестны, столь и опасны!

Курить хотелось неимоверно, особенно рядом с этой разгневанной фурией. Стоял, как перевозбужденный подросток, подпирая каменным хером канат ринга. Ночка дёрнулась, прекратив издеваться и над собой и над грушей. Мышцы её были напряжены, грудь так часто вздымалась, что казалось – она сейчас вырубится от гипервентиляции лёгких.

– Адель? – аккуратно спросил качок, рассматривая меня с ног до головы своим прицельным взглядом. Такие знали, что оценивать, поэтому он и стрелял точечно: часы, обувь и шильдик на поясе джинсов. От брезгливости не осталось и следа, да и желание защитить Ночку тоже угасло так стремительно, что смешно стало. Бодигард, мля…

– Всё хорошо, Юра, – выдохнула она и резкими движениями стала сдёргивать перчатки. Липучки истерично трещали, но не могли заглушить разгневанного шипения Ночки. Она походила на закипающий чайник, только пара из ушей не хватало для полноты картины. Поджимала губы, скалилась и всем своим видом показывала, что готова вцепиться в меня в любой момент.  – Это мой старый знакомый.

– Настолько старый, что до сих пор помню вкус этих губ… – не выдержал я, с удовольствием наблюдая за откровенным шоком качка. Ну и у Ночки пар все-таки пошёл… Она дёрнула головой, кидая в мою сторону убийственный по своей силе ненависти взгляд. Фурия… Блядь, откуда в ней это? Эти жесткость, резкость, отчаянье… Откуда это все?

– На сегодня достаточно, – тренер оказался мужиком понятливым, поэтому и удалился очень шустро, оставляя нас наедине.

– Ты ещё хуже, чем был! А казалось, что хуже просто некуда! – шикнула Ночка и осела на пол, прикладываясь сочными губами к горлышку бутылки. Она глотала воду огромными порциями, выпуская тонкие струйки, стекающие по шее прямиком в ложбинку между титек. Вот бы снова ощутить их мягкость…

Её поведение лишь распаляло меня. Такая колючая, откровенная и грубая. Она будто нарочно вкидывает спички в и без того полыхающий костер, наслаждаясь моей реакцией.

Пиздец, блядь… Потёк мужик.

– И не говори. Словесное недержание с детства. Привыкай, Ночка.

– Привыкать? А зачем? – она дёрнулась, как от пощёчины, закрыла клапан бутылки и отбросила её в сторону.

Раскинула ноги в стороны, будто в шпагате хотела растянуться, а потом резко нагнулась, прижимаясь грудью к пыльному полу ринга. Я пропустил жалостный и сильно пораженческий присвист… Тонкая ткань натянулась, облегая её задницу, будто вторая кожа. Да я, блядь, чуть копыта не отбросил, рисуя взглядом пунктир по линии её стрингов, впившихся в задницу. Ждал… Ждал, когда шов треснет и убьет меня, к херам собачьим, чтобы не мучился.

– Ты уже завтра наиграешься и найдёшь своему больному безумию новую жертву, поэтому, Раевский, свали в туман, а?

– Боже, что я слышу? Моя Ночка… Ты злословить научилась, что ли?

– А все меняется, Денис Саныч, и Ночка я уже лет двадцать не твоя, и по морде теперь надавать могу, – она выпрямилась и легко вскочила на ноги. Оперлась руками на канаты и стала медленно опускаться, будто нарочно приближая стянутые топом титеньки к моему носу. Смуглая кожа блестела от пота, манила и лишала остатка самообладания. – Хочешь испытать силу моего удара?

– Нет, спасибо… Ляшко своего дубась, а я мордой деньги делаю. Но моё лицо всегда к твоим услугам, – я дёрнул бровью, с упоением наслаждаясь её румянцем такого милого смущения.

– А ты можешь делать свои деньги на южном полюсе? Там, говорят, пингвинов притесняют. Вот они тебе на лицо пусть и садятся…

– О! А ты в курсе, чем я занимаюсь? – растянул канаты, помогая Аде вылезти. А когда она забыла об осторожности, бросил нижний как раз в тот момент, когда занесла ногу, чтобы перешагнуть. Моя Ночка взвизгнула и буквально рухнула прямо мне в руки. Прижал её к себе, скользя носом по скуле. Зарылся пальцами в волосы, забирая жар кожи, испивая аромат, пробуждающий ворох далёких воспоминаний. Другая… Совсем другая!