ОН. Новая японская проза

Женщина останавливается. Кадзама выходит из бойлерной, намереваясь подойти поближе. Взметнулась в воздухе грива собранных на затылке смоляных волос, и к нему обернулось лицо в темных очках. Немолодое лицо. За притемненным окном автобуса и в глубине зеркала там, в бойлерной, блеск солнечных очков не позволял разглядеть лицо. Пожилая дама, лет шестидесяти пяти, а то и семидесяти, в уголках губ прячется улыбка, она хочет что-то сказать, но Кадзама успевает спросить:

— Вы наша гостья из клуба «Сальвия»? Вам куда?

Пожилая дама приблизила к нему лицо и слегка вздернула подбородок; в темных очках причудливо преломился свет ламп; за морщинстыми губами забелел ровный ряд зубов:

— Вы здешний? Сейчас, мне нужно сообразить…

Голос мягкий, спокойный. Кадзама ощутил резкий запах незнакомых духов.

— Прошу прощения, я плохо вижу. Глаза, знаете ли… У меня… как это? — воспаление сетчатки.

Кадзама пробормотал короткое «да», понимая, что дама и вправду слепа, но зеркальные стекла очков не позволяют разглядеть ее глаза. Разговаривая с гостями, полагалось фиксировать взгляд чуть пониже переносицы. Женщина слегка улыбнулась, снова продемонстрировав прекрасные зубы. Вставные, скорее всего.

— Позвольте проводить вас, госпожа… — Кадзама посмотрел сначала на золотую цепочку под широким воротником свитера, потом перевел взгляд на золотую подвеску в виде какого-то животного, похожего на ламу.

— Да-да, ужасный снегопад…

Женщина слегка повернула голову, словно откликаясь на шорох снега за окном. В тепле мочка ее уха слегка порозовела. Кадзама заметил отверстие для серьги, точно как у Ёсимуры, и улыбнулся про себя. Слегка вытянутая дырочка напоминала надрез скальпелем, сделанный твердой опытной рукой.

— Прошу прощения… Мне нужно к стойке администратора, да, именно туда. Могу я отправить телеграмму… известить… Сан-Николас?…

— Что, простите?

— Телеграмму можно послать?

— Телеграмму?

— Да, телеграмму… Сан-Николас…

Что это — имя человека, название города? Кадзама никогда не слыхал такого. Он подумал: старуха плетет что-то несусветное, это точно. А может, она не в своем уме?

— Позвольте сейчас же проводить вас в рецепцию. Обопритесь на меня, пожалуйста!

Кадзама поймал ее худую руку, безвольно плавающую в воздухе, и тотчас почувствовал, как по телу побежали мурашки. Кроме тех случаев, когда он бывал партнером в танце, он никогда вот так запросто не брал женщин за руку. Она перестала держаться за стену.

— Как страшно… У меня такое чувство, словно я двигаюсь вдоль обрыва. Вы позволили опереться на вашу руку, но прошу, пожалуйста, помедленнее. Извините меня…

В глубине коридора появилась пожилая дама лет шестидесяти. Мелко семеня, она торопливо шаркала шлепанцами и громко повторяла: «Иду, иду».

— Это же Ёсико! — проронила женщина из-за плеча Кадзамы.

— Ах, сестра, я уж не знала, что и думать. Куда ты запропастилась?

Ёсико, запыхавшись, приблизилась к Кадзуме и его спутнице и наклонилась, силясь перевести дух.

— Прости, сестра, я же ничего не вижу, вот и причинила тебе беспокойство. Мне ведь телеграмму нужно отправить… да, Сан-Николас…

Ёсико, слушая, глянула снизу на Кадзаму и слегка ему подмигнула, а тот широко распахнул глаза и кивнул.

— Значит, сестра, пойдем в рецепцию, чтобы телеграмму отправить?

— Да-да, надо сообщить Брогарду, что деньги задерживаются.

Кадзама видит, как в темных очках Мицуко, словно капли воды, поблескивают огоньки, и они же отражаются от полированного оникса в ее перстне. «Постаревшей коже идут обсидианы», — думает он, но, смутившись собственных мыслей, быстро отводит взгляд.

— Мы сию минуту отправляемся в рецепцию! — Ёсико смотрит снизу на Кадзаму и молитвенно воздевает руки.

— Позвольте проводить вас.

Кадзама снова подставляет даме руку, чтобы она смогла на нее опереться. Ее пальцы с неожиданной силой впиваются в него, и он кожей чувствует страх, охвативший в незнакомом месте эту незрячую пожилую даму.

Сойти по ступеням, свернуть направо, еще на одну ступеньку вверх, потом длинным коридором с красной ковровой дорожкой… И все это время Мицуко негромко посмеивается — слышатся ее короткие горловые смешки.

— Что ты, сестра?

— Этот господин… — тонкими пальчиками она прикрывает ровные зубы за приоткрытыми губами, — этот господин… от него пахнет яйцами из горячего источника. Вот здорово!

— Как можно, сестра… И тебе не стыдно?! Ужасно! — Ёсико легонько ударяет сестру по руке, но сама точно так же подносит ко рту ладошку, чтобы скрыть смех.

— Прошу вас, не стоит беспокоиться…

Кадзаму буквально в жар бросило, лоб взмок от пота.

Вот как круто переменилась его жизнь! Теперь в этой высокогорной гостинице среди высоченных снежных сугробов он ежедневно варит в горячем источнике яйца, и сам съедает два. Служа в рекламном агентстве, он душился одеколоном «О соваж» от Диора, но в этой дыре запала хватило всего на неделю.