ОН. Новая японская проза

То, что великий изобретатель Норимаки Сэмбэй навсегда покинул деревню Пингвинку на космическом корабле, посланном за Никотяном Великим, то, что великий наблюдатель Супермен навсегда покинул снящуюся деревню Пингвинку на космическом корабле, посланном за Никотяном Великим, то, что два робота, обреченные быть детьми, навечно застыли на краю болота, в котором Никотян Великий удил рыбу, то, что учительницу, которая, воспылав страстью, преследовала призрак покинувшего снящуюся Пингвинку Супермена, задушил одержимый страхом, что его кто-то преследует, реальный Супермен, все это не имело никакого отношения к Каштаноголовому. Произошли эти события в реальной Пингвинке, или же эти события произошли в снящейся Пингвинке, или же эти события произошли еще в какой-нибудь другой Пингвинке, или же такой деревни как Пингвинка вообще не существует, все это тоже Каштаноголовому было без разницы. Он верил только в одно, в открывшуюся в его собственной голове дыру «забытых вещей». Каштаноголовый твердо верил, что даже если этот мир исчезнет, останется только одна его дыра «забытых вещей». Каждый день беспрестанно, с утра до вечера курсируя между жилищем и школой, один на один со своей дырой «забытых вещей», Каштаноголовый с какого-то момента начал подозревать, что он потому все забывает, что пытается все запомнить, что память и есть не что иное, как эта самая ненасытная дыра. С тех пор он перестал утруждать себя попытками что-либо вспомнить и начал жить, всматриваясь в одну только дыру «забытых вещей». А посему, если вместе с его сомнительной памятью исчезла бы Пингвинка, ему не о чем было бы горевать. Пустившись вспять, он по порядку побросал в дыру «забытых вещей» все свои перечни. Страх сразу прошел, позеленевшему лицу вернулся здоровый румянец. Как только он забыл все, что помнил, Каштаноголовый, как и следовало ожидать, освободился от необходимости бесконечно ходить туда и обратно. Он перестал вообще о чем-либо размышлять. Просто шел, широко раскрыв глаза. Так что, вероятно, ему многое довелось повидать. Во всяком случае, было такое впечатление, что он многое повидал. Он перестал заботиться о том, по которой из Пингвинок шагает. Почему людей это заботит? В любой Пингвинке рано или поздно заходит солнце.

Pengin-mura ni hi wa ochite by Gen'ichiro Takahashi

Copyright © 1989 by Gen'ichiro Takahashi

© Дмитрий Рагозин, перевод на русский язык, 2001

масахико симада дельфин в пустыне

Полнолуние. Холодом скованная возбужденность лунного диска. Ночь такая светлая, что отчетливо различимы алые струи кровавого дождя. Звездные часы показывают полночь, я изнемогаю от усталости, душа словно блуждает в угрюмом дремучем лесу. Память не сохранила почти ничего — ни какой это был день, ни какой месяц. Не помню, где я бродил, что делал. Мне запомнилось только, что однажды я взглянул на Луну — она показывала мне пепельно-лиловый язык. У меня нет ни семьи, ни положения в обществе. Прошлое начинает стираться в памяти. Хорошо помню, как до хрипоты беседовал с каким-то человеком. Почему-то он был мне очень дорог, хотя я видел его впервые.

* * *

— А теперь и вы что-нибудь спойте!

С этими словами пожилой мужчина, который только что, не вынимая рук из карманов, пропел популярную песню, похлопал по плечу одиноко сидевшего рядом мужчину в сером костюме и галстуке с набивным узором из голубых роз. Мужчина сидел прямо, словно у него не гнулся позвоночник. Он был неопределенного возраста, а на его бледном лице застыло такое выражение, будто он по рассеянности забрел в этот захудалый бар откуда-то из Зазеркалья.

— Взгляни, какие у него ясные глазки! И совершенно круглые, как у зверя, — прошептала спутница пожилого, жеманно вздрагивая и голосом, и всем телом.

Взгляд «круглых глазок» метался по бару беспокойной мухой.

— Кстати, вы давно здесь? Я немного захмелела и не заметила, когда вы пришли. Ну же, спойте.

У женщины с длинными волосами заплетался язык. Она сидела, привалившись к спине своего спутника, то ли любовника, то ли начальника, и явно не прочь была позабавиться.

— Мне кажется, я вас уже где-то видела. Но вот где? Помню только, там было темно…