После того как я продал свою ангельскую силу Дьяволу, жизнь на Небе стала казаться мне нестерпимо скучной. Мне захотелось переосмыслить вселенскую истину — да, не больше и не меньше, — причем переосмыслить по-своему, исходя из собственного опыта. И я не боялся, что мои построения сочтут заблуждением или пустыми измышлениями, — что мне с того? Напротив, мне казалось тогда, что и Богу и ангелам не мешает прислушаться к иным толкованиям — земным или даже дьявольским. Мне захотелось доказать, что гордыней обуяны именно те, кто свято верит в незыблемость вселенской истины. Я видел в этом единственно возможный для меня способ возблагодарить Бога. Мне удалось достичь большого мастерства в переводе вселенской истины на язык земной логики. То есть еще там, на Небе, я приступил к просвещению жителей Земли. Упав же на Землю, я мог целиком посвятить себя осуществлению своей миссии наставника. Так что, наверно, я должен благодарить Бога за свое изгнание с Небес как за величайшую милость.
Однако как ни прекрасно владел я земной логикой, она так и осталась не более чем логикой, и тщетно было пытаться пробить брешь в стене заблуждений и привести людей Земли к пониманию истины. Куда важнее логики оказалась способность к сопереживанию. Но для того чтобы понять чувства другого, необходимо очутиться в равном с ним положении. Мне потребовалось пять лет, чтобы уразуметь: миссия падших ангелов не в том, чтобы просвещать жителей Земли, а в том, чтобы создавать условия для взаимопонимания, иначе говоря, не в том, чтобы ввязываться с ними в споры, прибегая к доводам либо логики, либо просто грубой физической силы, а в том, чтобы попытаться вместе с ними построить на Земле некоторое подобие Рая.
Если он упал на Землю, влекомый любопытством, то ничуть не меньшее любопытство владело и мной. К тому же я ясно видел, что ждет нас впереди. Ибо в результате долгих исследований земных обстоятельств, предпринятых мною еще там, на Небе, пришел к следующему выводу:
Скоро Рай упадет на Землю.
Как вероотступник, я влачил за собой кандалы силы тяготения. Разумеется, это наказание было пожизненным. Существовал единственный способ для облегчения моей участи — я должен был стать совершенным человеком. Совершенные люди приближают наступление Рая на Земле.
— Ну вот, вы опять о чем-то задумались.
— Давай-ка выпьем. Эта жидкость называется вином. Говорят, если много ее выпить, можно стать другим человеком.
— Значит, если я захочу стать другим человеком, не таким, как сейчас, мне нужно будет выпить вина? Ну ладно, расскажите лучше о том, что произошло с вами, когда вы упали на Землю.
Я закрыл окно, поудобнее устроился на диване и прикрыл глаза. Я упал на Землю ночью, когда в небе висела трехдневная Луна. Я хорошо помню ее отчаянно загнутые рожки.
— Со мной все было по-другому. Я упал не в центре города, кишащем людьми. Вокруг темнел смешанный лес, ни единого человека рядом не было. Повиснув, словно паутина, на ветке, я стал ждать, когда кто-нибудь появится. Я висел так ровно месяц и десять дней. Очень скоро терпение мое иссякло, но деться было некуда. Позже я узнал, что попал на необитаемый остров, где жили одни дикие олени да обезьяны. Я едва не превратился в кого-нибудь из них. Если бы я упал в море, то наверняка превратился бы в дельфина. Почему-то вокруг этого острова кишмя кишели дельфины. Да, мне повезло, что я не стал дельфином. В здешних местах дельфины считаются заклятыми врагами рыбаков. Ведь они едят то же, что и люди, — рыбу и кальмаров. Будь судьба ко мне неблагосклонна, меня давно бы уже проткнули гарпуном. В других странах дельфинов считают посланцами Божьими, а японцы называют их попросту «морскими свиньями». В конце концов мне удалось перебраться на проплывавшее мимо рыболовное судно, и я превратился в рыбака. Там, на палубе, среди вытащенных из воды кальмаров и окуней валялись три окровавленных дельфина. Я содрогнулся, словно мне довелось стать свидетелем конца ангелов, упавших в море. Да уж, превратиться в человека, пронзающего гарпуном существа, которые когда-то были твоими соплеменниками…
— И впрямь — ирония судьбы.
— Не делай вид, будто тебе это понятно. Тебе-то просто повезло. Несмотря на то что рыбачье судно, выйдя в море с четырьмя рыбаками, вернулось, имея на борту пятерых, я не вызвал никаких подозрений ни у самих рыбаков, ни у жителей деревни. Постепенно все привыкли ко мне, и деревенские кумушки стали звать меня Умихико.[15] Мне был тогда сорок один год. С тех пор прошло десять лет, а мне по-прежнему сорок один. И так будет до самой моей смерти.
Я превратился в рыбака-бобыля, снимающего угол в общей комнате барака. Тебе повезло, ведь там, где ты упал, было много разных, к тому же совершенно друг другу чужих людей, поэтому у тебя нет ни имени, ни профессии. Чаще всего бывает так, что ты становишься кем-то, даже не успев высказать своего желания.
— Да, похоже, что мне и в самом деле очень повезло.