– Этому пижону надо выступать в цирке с таким номером, – пробурчал Гена. – Пятый день в группе, а уже волочится за моими работницами. Завтра снимаем сцену с ним – посмотрим, на что способен этот фокусник.
– Ты очень изменился, – сказал я, – в институте твоя деликатность заслуживала книги Гиннеса. А теперь ты постоянно на нервах. Покрикиваешь на всех.
– А ты не заметил, мы уже давно не в институте. Здесь производство, – утомлённо ответил Гена. – Пойду спать.
Я решил пройтись перед сном. Через полчаса вернулся в гостиницу. Спать не хотелось даже после прогулки. Я подошёл к внутреннему телефону, установленному в холле, чтобы поговорить с Геной о завтрашней съёмке. Но его телефон был занят. После второй попытки в трубке что-то щёлкнуло, захрипело, а затем прорвался приятный женский голос, который я мгновенно узнал:
– …мы попили чай с тортом, и я отправила его спать. Иди ко мне, – сказала Лида.
– А как же голубые тюльпаны? – с иронией спросил Гена.
– Я спрятала их в тумбочку.
– Мне надо немного поработать над сценарием. Я приду чуть позже. Оставь двери открытыми.
Я бросил трубку и поднялся в свой номер. В груди появилось тягостное ощущение от этого невольно подслушанного разговора. Сергей уже спал.
Море было маняще-спокойным. Высокая скала, выбранная для съёмок, имела два низких отростка, которые как гигантские щупальца врезались в море, загибались концами внутрь навстречу друг другу, образуя естественный, почти замкнутый бассейн. Туда предстояло прыгать Сергею, дублируя исполнителя главной роли, который по сценарию спасался от погони. Плоская вершина скалы постепенно уходила под береговой песок, где расположилась колонна киносъемочных машин. На правом отростке скалы я приказал установить несколько мощных дуговых приборов, чтобы подсветить глубокую тень, падающую на гладь воды. Там же расположились несколько человек с канатами и спасательными кругами. Была вызвана и машина скорой помощи. Сергей, я, наш техник и кинокамера с красивым названием Аррифлекс Би-Эль35 находились в полной готовности на вершине скалы. Вскоре подъехала режиссёрская «Волга», из которой вышел продюсер фильма, невысокий пожилой мужчина с обширной лысиной и поседевшими висками. Подойдя к нам, он объявил:
– Геннадий Борисович приболел. Просил снять прыжок без него.
– В какой одежде должен быть Сергей? – спросил я. – Если ошибёмся, потом не смонтируем эпизод.
– Для этого у нас есть художник по костюмам, – строго ответил продюсер, – а сами не могли спросить у неё? Где она?
– Отсыпается в нашей машине, после бессонной ночи – мерзко ухмыльнулся техник по обслуживанию съёмочной аппаратуры.
– Совсем оборзели, – возмутился старик, – отсыпается во время съёмки?
– Это вы спросите у режиссёра. Ему виднее, – злорадно ответил техник.
– Ну, развели бардак, – продюсер пошёл в сторону стоянки, к студийным машинам.
– Закрой свой поганый рот, – зло сказал я технику, когда продюсер отошёл подальше.
– А если нет? – вызывающе ответил он.
– Я сам закрою твою помойку. Хочешь проверить? – Я ощутил, как неожиданная ярость, возникла где-то в животе, потом поднялась выше, сдавила горло и перешла ту черту, за которой я уже был готов пойти на всё и до конца.
Парень, видимо, уловил эту решимость в моём взгляде и отступил.
– Буду я ещё бодаться из-за очередной бабы режиссёра. Очень мне нужно, – он начал для вида возиться с кассетами.
Сергей стоял на краю скалы, и казалось, спокойно ждал дальнейших указаний.
Я подошёл к нему и сказал:
– Не слушай всякие сплетни.
– Я и не слушаю, – уверенно ответил он. – Мы сегодня будем снимать? Чего ждём?
– Разбираемся с твоей одеждой, – ответил я, но уже понимал, что этому парню сегодня лучше не прыгать с двадцатиметровой высоты.
Продюсер вернулся и объявил:
– Всё ясно. Надо прыгать без рубашки в одних брюках и обязательно в чёрных кроссовках.
Я отвёл его в сторонку и шепнул:
– Давай отменим сегодня съёмку.
– Почему? По какой причине? – удивился продюсер.
– Я не могу этого объяснить, но лучше не снимать сегодня.
– Это невозможно. По-твоему, столько людей и техника проехали сто двадцать километров, чтобы ни с чем вернуться обратно? Не слишком ли дорогая прогулка получается? И потом я не вижу причин.
– На площадке нет режиссёра.
– Ну да, сейчас я приглашу сюда Феллини вместе с Антониони. Не держи меня за идиота. Для того чтобы этот парень просто прыгнул в воду не нужен никакой режиссёр. Короче, помитинговали и хватит. Давайте работать.
Впервые в жизни мне не хотелось подходить к кинокамере. Но я подошёл и посмотрел в видоискатель – пространство сразу же ограничилось рамками кадра. Вот так мы идём на компромисс со своей совестью, ведь проще жить, если не слышать Голос Бога внутри себя. Потом замелькал обтюратор работающей камеры.
– Прыгай! – скомандовал продюсер.