Он & Она

С того дня Иван и Олеся начали созваниваться чуть ли не каждый день и встречались при первой же возможности. Вот только возможностей таких, к сожалению, появлялось не слишком много. Памятуя о скандале, последовавшем за его первым и единственным выходным, Иван пока не решался отпрашиваться у хозяйки, тщательно «маскировался» и мог посвятить Олесе только время ожидания Алины. Да и то с опаской, потому что никогда нельзя было с уверенностью сказать, когда та освободится – она могла проторчать в магазине или у подруги несколько часов, а могла выйти уже через пятнадцать минут, потому что ей стало скучно в гостях или пропало настроение делать покупки. Так что Иван вырывался на встречи только урывками, что совсем не устраивало Олесю. Она ведь тоже не была свободной женщиной. Муж, допустим, не брался ими в расчет, Олеся давно перестала хоть как-то корректировать свою жизнь относительно Глеба. Но ведь существовал еще Антон! А это означало свидания с ним в его, как он выражался, холостяцкой берлоге у метро «Аэропорт», куда Олеся обязательно приезжала несколько раз в неделю, ежедневную совместную работу, разного рода переговоры, деловые встречи, подготовку материала, ведение документации и прочее в таком духе. Конечно, Олеся была не единственным референтом депутата Котова, имелись и другие помощники, и она, насколько могла, скидывала работу на них, но полностью проблемы это не решало.

Помаявшись подобным образом несколько месяцев, Иван понял, что дальше так жить нельзя. Нужно было что-то предпринимать, какие-то кардинальные действия. Или расставаться с Олесей, или рвать с Алиной и покидать золотую клетку. Но если Алина, видимо, интуитивно почувствовав перемены, происшедшие с ее любовником, сделалась особенно раздражительной, требовательной и капризной, часто просто до невыносимости, то к Олесе, как чувствовал Иван, он с каждым днем привязывался все больше и больше. Ему нравилось с ней все – и заниматься любовью, и разговаривать, и даже молчать. Видимо, они и впрямь были с ней родными душами, теми самыми половинками, о которых так любят писать в женских глянцевых журналах. Подобных журналов в особняке на Рублевке всегда были горы, и Иван от скуки иногда почитывал их. То плевался, то возмущался, то откровенно ржал над тупостью некоторых публикаций – но читал.

Решение он принимал долго и мучительно. Все-таки бросить прикормленное местечко, где было хоть и не очень комфортно, но сытно, оказалось нелегко. Но Иван собрался с духом и в один прекрасный день (после того, как убедился, что очередная его зарплата поступила на счет) заявил Алине, что хочет уволиться. Он выбрал для этого подходящее время, когда хозяйка после совместного купания в джакузи, хорошего массажа и такого же секса, запитого бокалом шампанского, чувствовала себя расслабленной и довольной, как сытая породистая кошка. В глубине души Иван надеялся, что Алина отпустит его, не устраивая сцен, но увы! Вышло совсем иначе. Даже в такую благостную минуту Алина, услышав новость, подняла крик и вопила на свою любимую тему (какие все гады и сволочи, а он, неблагодарная дрянь, хуже всех) минут, наверное, пятнадцать. Иван внимал с невозмутимым видом и вспоминал недавно услышанное от Олеси выражение «орет, как ограбленная». Похоже, Алина действительно чувствовала себя ограбленной. Не брошенной, не обиженной, не обманутой, а именно ограбленной – у нее отбирали нужную вещь, игрушку, к которой она привыкла…

Наоравшись вдоволь, Алина наконец соизволила поинтересоваться причиной его столь внезапного ухода. В ответ Иван выдал заранее приготовленную и тщательно обдуманную версию о предложении новой работы – охранником депутата Госдумы со всеми вытекающими из этого привилегиями, как реальными, так и выдуманными самим Иваном. Эти слова вызвали у хозяйки новый всплеск эмоций, но уже не столь бурный и длительный. Словом, расстаться по-хорошему, как надеялся Иван, не удалось. Но все-таки он был отпущен на волю и даже получил разрешение забрать с собой большую часть ее подарков.

На другое же утро Иван покидал туго набитые сумки в свою Toyota, которой последний год практически не пользовался, и навсегда покинул особняк на Рублевке. Один из бывших сослуживцев по ЧОПу согласился приютить его на несколько дней – и этого оказалось вполне достаточно, чтобы снять через агентство небольшую, но приличную квартирку в районе Таганки, в десяти минутах ходьбы от дома, где проживала со своим мужем Олеся. Ей Иван пока ничего не говорил – готовил сюрприз, мысленно упиваясь тем, как красиво и по-мужски он поступает. Только когда наконец все было готово и куплено все необходимое, от постельного белья до запаса напитков в баре, Иван позвонил Олесе и будто бы мимоходом предложил заехать как-нибудь к нему в гости.

– Куда это? – удивилась она. – На Рублевку, что ли? А твоя мымра? Куда ты ее дел? Зарезал и утопил тело в колодце?

Он рассмеялся.

– Нет, Лесенок, все совсем не так интересно. Просто я уволился, снял квартиру и теперь наслаждаюсь свободой и покоем. Приезжай, будем наслаждаться вместе.