Он опасен для меня (СИ)

И он, поднявшись, хотел сбежать от меня и моих вопросов. Вот… гад!

— Марик! — возмущенно крикнула я. — Я ведь все равно от тебя не отстану.

— Все потом, малышка, — меня потрепали по голове и шутливо пригрозил: — Чтобы к моему возвращению ужин был готов, иначе…

— Иначе?

— Иначе будешь расчесывать свои волосы сама, — нашелся Марк после короткой паузы. — И вообще, не мужское это дело. Я до сих пор в шоке, что поддался на твои уговоры!

— А я тогда возьму и подстригусь, — пригрозила я, ничуть не обидевшись. — Не мне нравятся длинные волосы.

— Все-все, забираю свои слова обратно! — хмыкнул Марик. — И с тобой я живу? Шантажистка.

— И с тобой я живу? Молчун и убегун! — парировала я и уже серьезно спросила: — Ты же мне расскажешь, правда?

По красивым губам скользнула кривая улыбка. Он отвел взгляд, будто боялся, что что-то прочитаю у него в глазах, и кивнул:

— Когда-нибудь. Не сейчас.

Я тяжело вздохнула и закатила глаза. И ведь знает, что не полезу добывать волнующую информацию силой и буду ждать эти самые "когда-нибудь" и "не сейчас". И нет, не потому, что обладаю супер терпением, а потому что Марик пока не готов открыться, и я не имею права настаивать. Кажется, жизнь его успела и без меня знатно потрепать. А я должна быть его поддержкой, а не… неприятным человеком.

Коротко попрощавшись с братом и заставив того дать обещание не перекусывать ничем по дороге, подошла к холодильнику, чтобы достать необходимые продукты. На ужин я собиралась готовить любимый Марком гороховый суп — на первое, и на второе жаркое, уже обожаемое блюдо папы. Мне так хотелось их накормить и вообще порадовать. Настолько, что я перестаралась…

Все пошло наперекосяк. Я сто раз проверяла "соленость" супа и добавляла соль, пытаясь добиться идеальности, что в итоге просто-напросто пересолила. А пока я заливалась слезами и сетовала на свой перфекционизм, жаркое стало из "жаркого" "паленым". Вся вода испарилась, а кусочки мяса и овощей сначала круто так пожарились на оставшемся масле, чтобы потом благополучно прилипнуть к стенкам казана и начать подгорать. И когда я выключила плиту, то запах гари уже заполнил всю кухню.

— Пожалуйста, только бы было съедобно, только бы… — шептала я, открывая крышку и выпуская горький дым. — Только бы…

Надежда умерла так же быстро, как рассеялся пар по большой кухне. То, что я увидела на дне котелка, просто вырвал одним своим видом из меня стержень. Картошка скукожилась от обезвоживания, лук я вообще не сумела разглядеть, морковь повторила печальную судьбу картошки, а про мясо лучше промолчать. Но самое ужасное — противный запах гари, что никак не выветривался.

Я, едва сдерживая рыдания, села прямо на пол, обхватив колени руками.

Сейчас должен вернуться Марик, еще через час папа, а у меня уже просто нет сил и желания готовить и вряд ли еще появится. Меня словно тоже пережарили и пересолили.

Черт. А я ведь просила брата не есть на улице и бежать домой! Хвасталась, что многому научилась и теперь могу сама что-то сделать, кроме как яичницы и гречки.

Какая я самоуверенная дура…

Как назло, хлопнула дверь. Вернулся Марик. Послышались торопливые шаги.

— Поля, что горит? Где горит? Ты как? — его встревоженный голос стал последней каплей, и на меня со всей дури упала истерика. Упала и раздавила.

Жаль, только морально, потому что теперь я понятия не имею, как смотреть в глаза Марку.

— Я сейчас поту… — брат замер с огнетушителем в руках на пороге.

Спрятала лицо, уткнувшись в колени. Боже, какой стыд!.. Он ждал вкусный ужин, а получил…

Звякнул баллон огнетушителя, снова послышались шаги, но теперь в мою сторону.

— Кажется, ты тут все сама уже потушила слезами, — бодро произнес Марк, присаживаясь рядом на корточки. — Ничего уже не дымится, Полинка. Чего продолжаем реветь?

Прикусила губы, чтобы не начать рыдать в голос. Как же стыдно и обидно!

— Эй, малышка, эй… — он осторожно придвинул меня к себе, обнял. — Ну чего ты? Перестань, я не запрограммирован утешать плачущих девочек. Где у тебя кнопка отключения воды? Ты же нас затопишь!..

— Не преувеличивай, — снова всхлипнула и прижалась к его груди.

— Да ты просто солёный пруд, который успела наплакать, не видела. Мне, чтобы попасть домой, пришлось переплыть его! Оу… А теперь, вместо того, чтобы благодарить и гордиться моим подвигом, нагло слюнявишь меня, Полин.

— Я? — возмущенно прохрипела и хотела оттолкнуть Марка, но тот не пустил и лишь рассмеялся.

— Ты такая обворожительная, когда делаешь вид, что злишься, — с умилением протянул он. — Даже с красными глазками и распухшим носиком…

А вот теперь я реально разозлилась и вырвалась из кольца теплых рук. Мне плохо, а он издевается!

— Иди ты!

— О, все, дуешься — значит, в норме, — меня вернули обратно и сжали еще крепче, а я… я не стала сопротивляться. — Ну что ж, рассказывай. Кто горел? Почему меня не позвала на аутодафе?

Губы сами расплылись в широкой улыбке. Марик. Ну вот кто еще может вызвать улыбку, даже когда все хреновее некуда? Произошедшее казалось тогда концом света, трагедией чуть ли мирового масштаба, но пришел Марк и мгновенно меня успокоил.