После выдвижения кандидата в вице-президенты и принятия некоторых резолюций, касающихся представительства Южных штатов в национальных конвенциях, конвенция отложила заседания sine die (1).
Примечание:
1. «без определения дня» — на неопределённый срок.
Вашингтон, округ Колумбия, САСШ, восточная лестница Капитолия и кабинет председателя Сената. 14.06.1920г.
День Флага давно был популярен в Вашингтоне. С 1916-го, когда Вудро сделал своим исполнительным указом этот день общенациональным, его стали праздновать широко. Сегодня весь день проходили парады патриотов, школьников и оркестров. В разных собраниях и клубах произносили речи и пели «Звёзды и полосы». Вот и сейчас литавры национального марша слышны за окнами моего рабочего кабинета. Сюда мы с Лоис пришли пешком. После неспешной полуторачасовой прогулки у меня даже стала побаливать левая рука от частого поднятия шляпы. Оставался ещё целый час, чтобы настроится на выступление и прочитать новости.
Республиканцы вчера подложили нам хорошую свинью, даже двух: подсвинка и борова. Отважный губернатор Иллинойса, решительно усмиривший в прошлом году расовые бунты и забастовки в Чикаго, мэр которого не решился идти против Народного совета, — матерый секач. Теперь он заметно подрос. И я даже не знаю, кто из наших «ослов», может остановить этого идущего на пролом «мамонта» (1)? Лоуден конечно тоже не безгрешен и наши стратегисты и боссы Таммани-холла (2) уже явно раскручивают его щедрость к делегатам конвента республиканцев в Чикаго и прошлогоднюю его «жестокость к неграм и рабочим» там же. С последним важно знать, где и кому говорить: Техас и Алабама отнюдь не Нью-Йорк и Айдахо. Но сребролюбие не любят и на Севере, и на Юге. Если не мы, то «лоси» Фрэнку это точно припомнят (1).
Впрочем, сюрпризный подсвинок из Массачусетса в такой связке тоже не робкого десятка и отбивает собой эту прогрессистскую карту.Бостонским полицейским от него досталось не меньше чем от его коллеги Лоудена неграм в Чикаго. Но при этом он не рассорился ни с прогрессистами, ни с лейбористами. Почти… Может даже лучше, что республиканцы выбрали этого молодчика, а не тертого болтуна Хардинга? Ну, да Бог с ним. Быть вице— и председательствовать в Сенате Кулиджу не впервой. Три года он тренировался в местной Легислатуре (3), теперь может занять моё кресло. Фрэнк Лоуден вроде крепче Вудро Вильсона, так что с ровным сидением в кресле Калвин Кулидж не хуже меня, Томаса Маршалла, справится. Да, красиво рванул на финише этот беговой поросенок.
— Томас, нам пора. — Лоис вывела меня из задумчивости.
— Опять у тебя накурено!? — жене удалось отвратить его от бутылки, но вот за табак она только корила по-доброму.
— Я уже иду, дорогая. — я затушил трубку. Выбил её, протер и положил рядом с тампером в шкатулку. Встав, я отнес шкатулку на стол и подошел к окну. Хотелось взглянуть на толпу. Да и кабинету нужен был свежий воздух.
Вечерело. Но летнее солнце всё ещё заливало ступеньки Сената, где перед трибуной на лавочках уже рассаживались гости праздника. Двадцать пять минут до семи. Перед дверьми Сената уже собрались гости. Флотский министр Дэниелс беседует с Колби. Накануне вроде удалось вразумить этого «вестника мира» и он теперь сверяет выступление с военным моряком. Первая леди не придет, и моя Лоис, как положено жене, сядет по правую от меня руку. Что ж, не буду заставлять любимую ждать. Пропустив супругу вперед, я вышел из кабинета. Она взяла меня под ручку, и мы пошли к лестнице.
Спустившись, нам пришлось задержаться за парадно наряженной в цвета флага трибуной. С коллегами по сенату и кабинету мы сегодня успели поздороваться, а вот заглянувших на огонёк полковника Хауса и доктора Баруха с супругами непременно надо было поприветствовать обстоятельно. Хорошо, что у нас Вашингтон, а не Рим или Византия, а то бы ещё час представлялись и раскланивались. Но наши искренние собрания и шествия лучше любых напыщенных монархических «выходов» и «парадов».
Распорядитель пригласил всех на трибуну. Мы, не спеша, не присаживаясь, разошлись по своим местам. Оркестр морской пехоты заиграл «Звёзды и полосы навсегда». Мы дружно затянули национальный марш, перед трибуной все встали и запели с нами:
Оркестр и хор смолкли, все расселись по скамьям.