— Томас, вспомни как ты принял нашего больного мальчика. Как Вудро поддержал тебя тогда. Если бы не Эдит может и не похоронили бы мы нашего конопатое солнышко пять месяцев назад. Хотя, прости меня Боже, я не права, мы знали, когда брали опеку над Иззи четыре года назад, что он неизлечимо болен.
Я вспомнил нашего веселого Моррисона, почти все четыре отпущенных ему небом года бывшего с нами, Кларенса Игнатиуса Моррисона так и не ставшего Маршаллом. Февральская боль снова накрыла меня, и я преисполнился сочувствия с плачущей от такой же семейной боли Элли. Я молчал, но всё было написано на моем лице.
— Томас, может Господь посылает тебе новое испытание в деятельном сострадании? Может судьба дает тебе шанс оказать помощь другу, в час, когда она нужна ему так же как была нужна нашему мальчику?
Разумом я понимал, что нет такого закона что бы поступить так как просят жена и Элли. Но разве мог я тогда сказать это женщине, которая будучи моложе меня на 19 лет вытащила меня из лап зелёного змея в которые я попал после смерти моей первой возлюбленной Кейт Хуппер умершей за день до нашей свадьбы?
Повисшую паузу прервал Уильям МакЭду:
— Томас, надо вырвать Вудро из щупалец которыми опутала его Эдит. Она его любит, но ослеплена этой любовью. И в своей слепоте топит и моего тестя и самого «дядю Сэма».
— Я буду номероваться на съезде в Сан-Франциско. И готов поддержать Вас и работать с Вами в любом качестве. — закончил Уилл.
Я кивнул и привстав пожал его руку и приобнял его. Я сказал, что постараюсь помочь. Не уточнив как сделаю это. Элли вроде стало лучше, ей хватило участия мужа и Лоис, и моего твердого хоть и невразумительного ответа.
Тот разговор что-то пробудил во мне. МакЭду готов бороться! А я? Придать мне решимости не смогли ни озабоченности братств, ни рекомендации влиятельных политиков и частных господ. Они конечно укрепили меня, но готовность принять все эти советы зародилась именно в том разговоре по-семейному.
* * *
САСШ. НЬЮ-ЙОРК. ОСОБНЯК СЕМЕЙСТВА БАРУХ. 23 июня 1920г.
— Энни, дорогая моя, — Бернард понимая сложности предстоящего разговора сразу задал всегда сближавшие их в разговоре тон.
— Да, любимый, в это лето мы впервые можем в нашей беседке поговорить.
— Энни. Ты же знаешь дел много. Братья в разъездах. Да ни не умею я не выполним данные тебе обещания всей душой погружаться в природу.
— Да, я знаю, Берни. Я тоже постоянно волнуюсь из-за Белль.
Они были счастливы в браке и чувствовали, о чем намечается разговор.
— И я волнуюсь из-за нашей баронессочки, любимая. Но кажется вопрос лучшим образом скоро может быть решен.
— Ты сможешь остановить нашу дочь?
— Нет душа моя. Но я кажется нашел лучшего специалиста которые сможет её подготовить к жизни при Нововизантийском дворе.
Энн погрустнела. Она знала, что муж уже дал Белль слово отпустить её, а он никогда не отказывается от своих слов.
— И кто же это? Какой-нибудь русский дипломат или артист? — печалью сказала она.
— Лучше. Намного лучше. Дорогая!
— И кто же?
— Бывшая фрейлина матери императора Михаила.
— Погибшей в православный Песах?
— Да, она служила императрице-матери Марии Федоровне. — Бернард не стал более уточнять и волновать жену подробностями страшной смерти бывшей императрицы.
— Она наверно не молода?
— Отнюдь, дорогая. Она на семь лет старше Изабелль, но при русском Дворе с детства. Окончила даже специальный «институт благородных девиц».
— Как её зовут, Берни?
— Нина Крузенштерн.
— Она из немцев, Бернард?
— Вроде предки из Швеции.
— За мужем?
— Недавно разведена. Впрочем, я всё ещё проверю, дорогая.
— Ей можно доверять?
— За неё ручаются Борис и Елена Бахметева. Они её и нашли в Америке. Елена завтра будет у нас — можешь сама её обо всем расспросить.
— Расспрошу. А потом и эту, как её — фрейлину можешь пригласить. Я поговорю с ней.
— Конечно, дорогая. Я и сам тебя хотел об этом просить. Встретиться можно будет думаю уже в это воскресение. Мне нужно время чтобы всё проверить. Ты же знаешь, как я берегу Белль.
Энн с благодарностью взглянула на мужа, но, смирившись, не стала повторять что лучше бы он дочь далеко не отпускал. Брак — это искусство вовремя молчать и вовремя говорить. Энни Барух, урожденная Гриффин, за двадцать с лишним лет, хорошо усвоила эту семейную науку.
— Знаю, Берни. А успеешь проверить?
— В Штатах и Канаде мне хватить пары недели. А о случившемся в Европе я запрошу каблограммами мистера Валленберга и императора Михаила. Думаю, что всё чисто, но за полтора месяца мы будем точно знать стоит ли с ней отпускать Белль или достаточно будет уроков придворного этикета.
Глава 13. Rush in to Washington