Еще в 1962 году во время эксперимента в исследовательском центре (Филадельфия) в наполненной кислородом барокамере возник пожар. Четыре испытателя получили серьезные ожоги. Чуть позже, во время тренировки в школе космической медицины на военно-воздушной базе Брукс пожар возник в кислородной атмосфере тренажера космического корабля. В этот раз пострадали двое. Американцы из случившегося серьезных выводов не сделали. И только гибель Гриссома, Уайта и Чаффи в кабине «Аполлона-1» вынудила их принять максимальные меры по обеспечению безопасности астронавтов. Так что вряд ли информация о гибели Валентина Бондаренко что-нибудь бы изменила. От «голой» информации пользы не так уж много. Для предотвращения аварий и катастроф, как локальных, так и глобальных, требуются помимо информации еще доверие и сотрудничество».
К сожалению, и в Советском Союзе только частично сделали выводы из трагедии, случившейся в марте 1961 года. Конечно, в 1963 году в Институте авиационной и космической медицины ввели в строй новую сурдобарокамеру, в которой уже были предусмотрены многие организационные и технические новшества, позволяющие избежать аварийных ситуаций. Но никто и предположить не мог, что аналогичные проблемы возникнут не на Земле, а в космосе - в феврале 1965 года во время полета космического корабля «Восход-2» и выхода в космос Алексея Леонова. В книге Владимира Касьянова, «Скрытый космос» читаем:
«Сам космонавт (Алексей Леонов – С.Ч.) об этой ситуации вспоминает следующим образом:
- Самое страшное было, когда я вернулся в корабль: начало расти парциальное давление кислорода (в кабине), которое дошло до 460 миллиметров и продолжало расти. Но ведь 460 миллиметров - это гремучий газ, ведь Бондаренко сгорел на этом... Вначале мы в оцепенении сидели. Все понимали, но сделать почти ничего не могли... А давление растет... Малейшая искра - и все превратилось бы в молекулярное состояние, и мы это понимали. Семь часов в таком состоянии, а потом заснули - видимо, от стресса. Потом мы разобрались, что я шлангом от скафандра задел тумблер наддува...» (7.4).
Эту же ситуацию, только куда более живописно, описал и журналист Михаил Ребров в книге «Космические катастрофы. Странички из секретного досье»:
«В народе говорят: «Одна беда не приходит». Или «Пришла беда - открывай ворота». Им (космонавтам Павлу Беляеву и Алексею Леонову – С.Ч.) на себе довелось испытать правоту этих слов. В какой-то момент «Алмазы» (полетный позывной экипажа космического корабля «Восход-2» - С.Ч.) заметили, что началось «закислораживание» атмосферы в корабле. Прибор показывал - парциальное давление кислорода поднялось до 460 миллиметров. Им стало не по себе. Они понимали, сколь это опасно. Малейшее искрение в контактах и реле автоматики или при переключении тумблеров могло вызвать пожар и взрыв. В памяти всплыл трагический случай, происшедший с их товарищем Валентином Бондаренко в барокамере, еще до старта первого «Востока». Тогда парциальное давление было много меньше - 436.
Хотелось не думать ни о Бондаренко, ни о давлении кислорода, ни о чем плохом.
Алексей (Леонов – С.Ч.) записал в бортжурнал время и показания приборов: «Пригодится для будущего, если что». Им повезло: ничего не искрило, не коротало» (7.5).
Более семи часов космонавты Павел Беляев и Алексей Леонов летели, по сути, внутри металлической пороховой бочки, на которую стал похож их корабль. Постепенно атмосфера внутри кабины пилотов стабилизировалась. Уже потом, на Земле, определили причину изменения давления. Оказалось, что входной люк после возвращения Алексея Леонова из открытого космоса закрылся не полностью, негерметично – в нем была микрощель между крышкой и обрезом люка. Через нее воздух сочился наружу. Бортовые системы зафиксировали падение давления внутри корабля и начали усиленно нагнетать кислород, чтобы восстановить потери воздуха. Когда давление внутри корабля повысилось, крышку «поддавило» и она точно встала на свое место, микроскопическая щель закрылась.
Нелепая секретность скрывала имя погибшего кандидата в космонавты Валентина Бондаренко. Но слухи о «космонавте, который погиб до полета Юрия Гагарина» все равно расползались. И часто в этих слухах утверждалось, что этот таинственный космонавт погиб не на испытаниях в сурдобарокамере, а во время тайного космического полета.
Джеймс Оберг писал в книге «Красная звезда на орбите»: