Во-вторых, узнать о причинах трагедии у самого Валентина могли попытаться его родственники. Но Владимир Голяховский пишет, что жену пострадавшего кандидата в космонавты Анну Бондаренко медперсонал больницы даже не решился пустить в палату, где находился Валентин Бондаренко:
«Привезли заплаканную жену Бондаренко. Что было делать, как показать ей обугленное тело без волос, без глаз, без губ? Сестра подвела ее к двери и показала его с расстояния» (8.13).
Правда, уже позже Анну Бондаренко все-таки провели к мужу:
«…Он узнал, что я пришла. Узнал... Говорит: «Ну, Анюта, все». И нас сразу увезли»
По воспоминаниям Анны Бондаренко, «в три часа дня на следующий день (то есть 24 марта 1961 года – С.Ч.) сказали, что он умер».
Следовательно, родственникам о причинах пожара Валентин Бондаренко сказать ничего не мог.
В-третьих, о причинах пожара Валентин Бондаренко мог еще сказать тем, кто целенаправленно интересовался бы именно самим фактом возгорания, то есть людям, которые должны были вести какое-то расследование. И вот тут возникает вполне закономерный вопрос: а были ли эти люди?
Увы, нет никаких данных, что по факту гибели кандидата в космонавты создавалась какая-нибудь правительственная или межведомственная комиссия для расследования причин трагедии. Нет никаких данных, что по факту гибели старшего лейтенанта Валентина Васильевича Бондаренко возбуждали бы уголовное дело военная или гражданская прокуратуры. Нет никаких данных, что по факту смерти человека вели дознание или расследование органы милиции или Комитета государственной безопасности СССР – впрочем, последний мог провести расследование негласно, руководствуясь поступившей информацией о случившейся трагедии из «первого отдела» НИИ-7 (Института авиационной и космической медицины).
Расследование действительно было проведено только в рамках самого НИИ-7 (Института авиационной и космической медицины) и курировавших его деятельность подразделений Министерства обороны СССР. В записи от 21 апреля 1961 года в своем дневнике генерал Николай Каманин свидетельствует:
«Сегодня вечером заседал Военный Совет ВВС, заслушали доклад генерал-майора А.Н.Бабийчука о причинах гибели слушателя-космонавта В.В.Бондаренко. Он семнадцатым по счету проходил 15-суточные испытания в барокамере. На десятые сутки, во время подогрева пищи на электроплитке в барокамере возник пожар, и Бондаренко погиб из-за сильных ожогов» (8.10).
Оставим «на потом» вопрос о том, насколько объективным было такое расследование фактически своих же собственных организационных упущений и халатности. Нас гораздо в большей степени сейчас интересует другое: могли ли сотрудники этих ведомств фактически допросить Валентина Бондаренко во время его пребывания в палате Боткинской больницы?
Думается, что нет. Во-первых, лечащие врачи (тот же Владимир Голяховский) вряд ли бы допустили военных чиновников к постели умирающего пострадавшего, если бы он даже был в состоянии давать какие-то показания. Во-вторых, опять же из воспоминаний врача-хирурга Владимира Голяховского следует, что «наверху» - в том числе и в самом Министерстве обороны СССР - никакой информации о причинах случившегося не было, о чем свидетельствует вал телефонных звонков, обрушившихся на самого дежурного врача Голяховского после поступления в Боткинскую больницу пострадавшего Валентина Бондаренко:
«Другие больные поступали для неотложного лечения, а телефон все звонил. Звонили большие люди и спрашивали о состоянии Бондаренко. Приходилось отрываться отдел и все снова объяснять» (8.13).
Из всего рассмотренного нами выше следует практически однозначный вывод, что о причинах пожара получить информацию непосредственно от Валентина Бондаренко могли только заинтересованные сотрудники НИИ-7 (Института авиационной и космической медицины). И сделать это они могли только в очень узкий момент времени – от извлечения пострадавшего кандидата в космонавты из горевшей сурдобарокамеры и до момента помещения его в военную санитарную машину для отправки в Боткинскую больницу. Мы пока не будем сомневаться, что в суете по оказанию первой медицинской помощи пострадавшему такая информация была сотрудниками НИИ-7 (Института авиационной и космической медицины) действительно получена.
При рассмотрении «дела о пожаре» обнаруживается весьма любопытный факт: версия о причинах пожара в промежутке между днем трагедии в марте 1961 года и опубликованием весной 1986 года в газете «Известия» статей Ярослава Голованова – то есть в течение периода информационной засекреченности случившегося события – меняется весьма существенно. Посмотрим, как это происходит:
1) 22 марта 1961 года после полудня врач-хирург Владимир Голяховский спрашивает у некого «военного врача полковника Иванова», который был в числе тех, кто доставил Валентина Бондаренко в Боткинскую больницу, о причинах происшедшего: