Пока он говорит, то типа как входит в фокус, в психологический фокус, и я вижу его все четче и четче. Будто могу заглянуть за эти жуткие лягушачьи зенки прямо ему в башку. И все, что я там вижу, – темно и плохо. Ничего там нет хорошего. Ничего хорошего не исходит от этого типа. Он конченый. И я начинаю судить судью. Начинаю предсказывать будущее. А он тем временем продолжает о сборищах, которые у них некогда были с детьми – как ему будет их не хватать…
Майло примолк и откашлялся. Взял мой стакан и допил его.
– Я все смотрю сквозь него, в его будущее. И понимаю, что сейчас произойдет. Оглядываю эту огромную комнату. Знаю, что за деньги стоят за этим парнем. Да его же оправдают за невменяемостью, сплавят в какой-нибудь загородный санаторий! Со временем он выкупится оттуда и начнет все по новой. Так что я принял решение. Прямо на месте.
Я обошел его сзади, схватил его пустую маленькую башку и откинул назад. Вытащил «двадцать второй» и засунул ему в рот. Он вырывался, но куда ему, старому слабаку. Это было все равно как удерживать насекомое, какого-то мерзкого жука. Я зафиксировал его в нужном положении – я видел достаточно криминалистических отчетов, чтобы все выглядело натурально. Сказал: «Баю-бай, ваша честь» – и спустил курок. Остальное ты знаешь. Лады?
– Лады.
– А теперь как насчет еще выпить? Жутко в горле пересохло.