Он сказал / Она сказала

Заплетаю волосы в тонкую косичку до пояса, затем заматываю ее в пучок. Теперь я всегда прячу волосы, когда выхожу из дома, как те женщины, которым религия не позволяет показываться на улице без головного убора. Только мой муж видит их распущенными. Конечно, можно было бы их обрезать или больше не красить, но Бесс и так вынула из меня всю душу. Не позволю забрать и это.

Выхожу прогуляться, чтобы почувствовать атмосферу. В Грин-Лейнс все как обычно – гудят легковушки, разгружаются грузовики. Бильярдная закрыта, еще рано. Я больше не хожу туда – слишком вырос живот. Нельзя же все время бить из-за спины. Единственный вестник грядущего затмения находится не в небе, а в канаве. Там валяется газета с заголовком: «Ученые предупреждают: селфи на фоне затмения может ослепить». На небе никаких драматичных красок, сверху льется сиреневый свет. Если бы я не знала о затмении, то сочла бы, что это признак надвигающейся грозы, если бы вообще заметила. Только в парке Даккеттс-Коммон собралась кучка людей с очками в руках. Стою, скрестив руки на животе. Ни в какую «тьму» столица не погружается, даже сумерками не назовешь. Дети в колясках разделяют мое равнодушие – они сладко спят.

Вернувшись домой, обнаруживаю у порога пакет с логотипом «Кофе/Кость». Внутри записка. Джуно и Пайпер приходили с Маком, чтобы принести мне диетический завтрак. Жаль, что мы не встретились, я соскучилась. Кофе еще теплый. Бульон выливаю в раковину, а соки ставлю в холодильник. Надо бы поработать, но я понимаю, что сегодня вряд ли на что-то способна. Бесконечно проверяю телефон, нет ли новостей от Кита, стараюсь держать себя в руках, хотя, конечно, переживаю. Он сто раз говорил, что этим утром, скорее всего, будет вне зоны доступа. Листаю сообщения. Задерживаюсь на его фотографии – смотрю на свежевыбритое лицо.

Включаю телевизор. Оказывается, на Шпицбергене погода была прекрасная, не то что в Торсхавне. Мне жаль Кита, но вместе с этим я страшно злюсь – выходит, все было напрасно. Столько потрачено денег и времени – чтобы съездить на худшее затмение из всех.

Звонит телефон.

– Ни черта не было видно! – ругается отец.

– А говорят, на север следовало ехать.

– Чуть-чуть потемнело, и все. Как дела у Кита?

Вдруг понимаю, что мы с ним так и не разговаривали после того, как поссорились. Что, если это был наш последний разговор? У меня перехватывает дыхание. Хочу рассказать, какой Кит придурок – выдал Бесс, где находится, но не могу, потому что сама виновата.

– Папочка, – роняю я неожиданно для нас обоих.

– Что с тобой, родная? – В его голосе волнение. Еще чуть-чуть, и я вывалю на него все.

– Ничего, просто изжога. С Китом пока не разговаривала; боюсь, там тоже было не очень.

– Жаль. Слушай, тут по горизонтали: плохой поступок по благому намерению. Пять букв плюс четыре.

В голове пусто, мозг плавится от паранойи и дурных предчувствий.

– Не знаю, подумаю.

– Подумай, будь добра. А то оно мне еще пять слов разгадать не дает. Как там мои внуки?

– Хорошо.

Изнутри меня толкает маленькая ножка; поглаживаю это место, будто щекочу ему пятку. На следующие выходные надо будет пригласить папу к нам. На углу открылся новый ресторан, сходим. Рассказываю о том, что мне сегодня на УЗИ, выслушиваю последние новости о его обреченной на провал избирательной кампании. Пора собираться в больницу. Карта лежит в файле рядом с компьютером.

В одиннадцать проверяю телефон. Кит не звонил и не писал. По руке побежали мурашки, хотя он ведь предупреждал, что вряд ли позвонит до обеда. Натягиваю рукава и прячу больничную карту в сумку.

И тут меня озаряет. Плохой поступок по благому намерению, пять букв плюс четыре. Белая ложь.

Глава 36

ЛОРА

29 августа 2000-го

Когда Кит дома, экран открытого ноутбука всегда мерцает. Но вот уже пять дней он к нему не прикасался – рекорд. Стопка сочинений, которые он принес на проверку, так и лежала нетронутой у двери. После нескольких неудачных вмешательств с нашей стороны Мак предпринял свое: его таки отправили в больницу – после того как поймали на железнодорожных путях в Тоттенхеме. Он брел из одного притона в другой. Теперь в больнице Норт-Мидлсекс ему залечивали мелкие ссадины и ожоги и пытались избавить от зависимости.

В отсутствие Кита мы с Бесс потихоньку уговаривали ящик французского пива. Она приходила без предупреждения, но я больше не приглашала ее поужинать с нами. Я и так слишком долго ставила ее интересы выше интересов Кита. Конечно, сказать ей, чтобы не приходила совсем, как он просил, я не могла, хотя и чувствовала после той фотографии, что с ней необходимо держать дистанцию.

Все мы избрали взрослый и ответственный подход к тому случаю – делали вид, что ничего не произошло.

Если бы Кит разрешил мне рассказать Бесс о Маке, думаю, она поняла бы и отступила в сторону, предоставив нам собственное пространство, в котором мы так отчаянно нуждались. Но он яростно защищал брата и очень просил ничего ей не говорить, так что она постоянно крутилась у нас, а у меня не хватало духу отправить ее домой.