Читаем Он снова здесь полностью

Молодая белокурая и чересчур накрашенная дама встретила меня у входа, чтобы провести в зал совещаний. Я не хотел даже думать о том, как он будет выглядеть. Повсюду были простые бетонные стены, совершенно голые, временами с остатками грубой кирпичной кладки. Двери практически везде отсутствовали, взгляд то и дело попадал в большие помещения, где множество людей работали с телевизионными экранами под люминесцентными трубками. Казалось, лишь пять минут тому назад из помещения ушли последние работницы цеха комплектации боеприпасов. Телефоны звонили не переставая, и тут мне стало ясно, почему народ вынужден платить баснословные суммы за мелодии для звонков. Чтобы понимать, когда в этом рабочем лагере звонит именно твой телефон.

– Полагаю, виной всему этому русские? – спросил я.

– Можно и так сказать, – рассмеялась юная дама. – Вы же наверняка читали, что в конце концов они, увы, отказались от участия. Теперь у нас американо-иранская саранча.

Я вздохнул. Подобного я всегда и боялся. Нет ни жизненного пространства, ни земли, что кормит народ хлебом, да еще и саранча, которая жрет, как последний негр. Я расстроганно взглянул на молодую особу, шагающую рядом с несгибаемой осанкой. Я откашлялся, но, боюсь, голос все равно несколько выдал мое волнение:

– Вы очень отважны, – сказал я.

– Конечно, – просияла она, – я же не хочу оставаться ассистенткой вечно.

Конечно. “Ассистентка”. Вынуждена обслуживать русских. Я не мог с ходу объяснить, как именно все устроено в новом мире, но от этого паразита человечества ожидать можно чего угодно. Не хотелось даже представлять себе, в чем заключалась ее “деятельность” под большевистским игом. Я резко остановился и схватил ее за руку.

– Посмотрите на меня! – сказал я и, когда она несколько удивленно повернулась ко мне, твердо посмотрел ей в глаза и торжественно признес: – Обещаю: в будущем вы получите работу, достойную вашего происхождения! Я лично брошу все силы на то, чтобы ни вы и ни одна другая немецкая женщина не прислуживали больше недочеловекам! Даю вам слово, уважаемая фройляйн…

– Озлем, – подсказала она.

До сих пор мне довольно неприятно вспоминать об этом моменте. В первый миг мой мозг пытался найти объяснение, как честная немецкая девушка могла получить фамилию Озлем, но, конечно, не нашел. Я отпустил ее руку и круто повернулся, чтобы уйти. Охотнее всего я бросил бы лживую особу прямо там, ибо чувствовал себя преданным и обманутым. Но, к сожалению, сам я не знал дороги. Поэтому молча последовал за ней, решив впредь быть осмотрительнее в этом новом времени. Турки присутствовали не только в чистящей отрасли, но удивительным образом вообще повсюду.

Когда мы появились в зале совещаний, ко мне подошел вскочивший со своего места Зензенбринк и провел меня в помещение (если можно это так назвать), где несколько человек сидели за довольно длинным столом, составленным из частей. Я узнал бронировщика отелей Завацки, помимо него там находилось полдюжины молодых людей в костюмах и женщина, очевидно та самая Беллини. Около сорока, темноволосая, возможно, родом из Южного Тироля. Едва войдя, я почувствовал, что мужественности этой женщине не занимать и она держит в кулаке всех присутствующих дурачков. Дотронувшись до моей руки, Зензенбринк попытался направить меня к другому концу стола, где, как я заметил краем глаза, располагалась импровизированная сцена. Я увернулся, так что его рука повисла в пустоте, твердым шагом подошел к даме, снял фуражку и зажал ее под мышкой.

– Это… госпожа Беллини, – слова Зензенбринка были совершенно излишни, – исполнительный вице-президент компании “Флешлайт”. Госпожа Беллини, наш новый многообещающий талант, господин… э-э…

– Гитлер, – оборвал я его недостойное блеяние, – Адольф Гитлер, рейхсканцлер великогерманского рейха в отставке.

Она протянула руку, и я наклонился к ней, обозначая поцелуй, но не слишком низко. Выпрямившись, я произнес:

– Уважаемая госпожа, очень рад нашему знакомству. Давайте вместе изменим Германию!

Она улыбнулась с некоторой, как мне показалось, неуверенностью, но я еще с прежних времен помнил, какое впечатление обычно произвожу на женщин. Практически невозможно, чтобы дама ничего не почувствовала, когда рядом с ней находится главнокомандующий самой могущественной армии на свете. Дабы не смущать ее, я повернулся к прочим собравшимся, поприветствовав их: “Господа!” – и обратился к Зензенбрику:

– Ну, любезный Зензенбринк, какое место вы мне определили?

Тот указал на стул в другом конце стола. Я и рассчитывал на что-то подобное. Не первый раз господа из так называемой индустрии решались поставить под сомнение весомость будущего фюрера Германии. Так я им покажу, какой вес я могу взять, и большой вопрос, потянут ли они.

На столе стояли кофе, чашки, маленькие бутылки с соком и водой, а также графин с чистой водой, к которому я и потянулся. Прошла минута.

– Кхм, – подал голос Зензенбринк. – Что вы нам сегодня принесли?

– Себя, – ответил я.

– Нет, я имею в виду, что вы сегодня хотите нам прочесть?

– Про Польшу я молчу! – хихикнул Завацки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза