Он тебя не любит(?) (СИ)

— Пусть моют, мне похер, — невозмутимо отвечал ему Арсен, — я хочу, чтобы Эва получила все привилегии наследницы, а не разведенки. Эвочка, ты сильно переживаешь, что о тебе подумают?

Эвангелина обращала на Макара свои красивые шоколадные глаза, доставшиеся ей от Киры, тот минут пять смотрел то на нее, то на Арсена, затем отворачивался и матерился.

— Как могут быть настолько похожи взгляды таких непохожих людей? — шипел он. — Даже Машка зыркает как ты, а она же в мать мою пошла!

И за эти слова Ямпольский готов был ему даже прииски обратно отдать, но к счастью, хватало выдержки об этом не распространяться. Вслух же он лишь говорил назидательно:

— Ты просто слишком вжился в роль моего соперника, это мания, Демидов, лечись.

А дальше общественности была скормлена история мимолетного романа Арсена и Киры Казариновой, о котором буквально сразу вспомнил Арсен и поставил в известность спецслужбы. Тест ДНК, который, к слову, подтвердил безусловное родство Эвы и Арсена, был нарисован задним числом, представлен на той же пресс-конференции, и это закрыло даже самые черные рты.

Конечно, кости мыли и немало, но основная цель была достигнута — репутационные риски были сведены к минимуму, а что болтают на досуге, так сплетни на то и сплетни, чтобы на них не обращать внимание.

Сам Ямпольский прямо из больницы дал интервью для нескольких крупных новостных ресурсов, и это произвело необходимый эффект — сдержанный, выздоравливающий миллиардер, грудью вставший на борьбу с наркотиками в родном городе, стал настоящим героем. Эву на растерзание журналистам Ермак с Ямпольским не дали, и затем Арсен решил вернуться домой, в первую очередь, чтобы облегчить жизнь дочери.

Эвангелина приезжала в больницу каждый день, она бы и ночевала у него в палате, хорошо, доктор запретил. По просьбе Арсена, конечно же. Она просто сидела рядом, в основном молча, поправляла одеяло, помогала сесть, лечь обратно, придерживала поднос с едой. И это превратилось для Ямпольского в настоящую пытку.

Он никогда не думал, что чувство вины может быть настолько изматывающим. Оно терзало, выжигало нутро, выпивало все жизненные силы до последней капли. В груди поселился тяжелый, неповоротливый ком, который разрастался с каждым днем, и Арсену казалось, он даже видит, как тот разрывает изнутри грудную клетку в том месте, где хирург, больше похожий на боксера, сшил его Шерхана.

Конечно, они много говорили с Эвой. Она рассказывала, как Макар старается больше времени проводить с Машкой. Рассказывала, как чувствует себя дядя — Эвочка все же поехала его навестить. Бессонов шел на поправку, но о депутатской деятельности уже можно было благополучно забыть. Эва даже о сестре знала новости, правда, Арсен категорически запретил ей даже близко подходить к Бессоновой, и вряд ли дочь ослушалась. Скорее всего, тетка плакалась, как пострадала любимая доченька и, возможно, просила подбросить денег.

Надо ли говорить, какой шок вызвала у родственников Эвы новость о том, кто ее отец! Бессонов даже звонил, просил прощения за дочь, но Ямпольскому это казалось лишним. Он лишь радовался, что той так удачно пришла в голову мысль вернуться в кабинет за мобильным телефоном Рината, иначе убедить ее сотрудничать со следствием было бы в разы сложнее.

Арсен откинулся на подушки, как тут скрипнула дверь, и в комнату вошла Эва.

Глава 46

Дочь привычно поправила одеяло и села рядом на свой дежурный стул.

— Ты как?

— Отлично! — Арсен заставил себя бодро улыбнуться, надеясь, что это выглядит правдоподобно.

— Арсен, — Эва сцепила пальцы перед собой, — а нам обязательно ехать в Швейцарию?

«Арсен… Конечно, Арсен, а что ты хотел? Не заслужил, чтобы тебя отцом называли, радуйся, что она вообще с тобой разговаривает…»

— Да, Эва, я хочу, чтобы вы с Машей уехали. Демидов если пожелает, поедет с вами, у него тоже есть вид на жительство, насколько я помню, а нет, так сделает, — он продолжал говорить как о чем-то само собой разумеющемся, а грудь изнутри уже привычно сдавило.

— Арсен, Макар здесь вообще ни при чем, мы с ним почти не видимся, он приходит к Маше, — нетерпеливо прервала его дочь, — я просто не хочу в Швейцарию.

— Нет, Эва, это не обсуждается, должные приличия соблюдены, теперь всем будет лучше, если мы разъедемся.

— Ты… ты прогоняешь меня? Не хочешь меня видеть? — она посмотрела на него ясным, чистым взглядом, и Арсен понял, что больше не вынесет, что у него больше нет сил это терпеть.

— Да, — он уставился в потолок, не заметив, как пальцы схватили простынь и смяли, застыв в судороге, — да, все правильно, Эва. Я не могу тебя видеть. Ты как живое напоминание той вины, которую я никогда не искуплю ни перед Кирой, ни перед тобой.

Эва дернулась, чтобы возразить, но он одной рукой отпустил простынь и сжал ей ладонь.