Он тебя не любит(?)

Макар пообещал приехать в управление, принял душ и пошел искать Эву. Вчера он довел ее до дверей спальни, поцеловал в запястье и честно собрался уходить, как тут она его окликнула.

— Мак! — а когда он с готовностью развернулся, проговорила слегка виновато: — Прости, я так и не поблагодарила за то, что ты его спас. Если бы не ты, мы бы там так и остались.

Потянулась и поцеловала в щеку. Ее лицо оказалось совсем рядом, знакомый тонкий запах отозвался в подкорке, его руки непроизвольно обвили Эву и сомкнулись в замок. И как будто срослись. Все. Он не мог их расцепить, никак не мог. Он обнимал свою Эву, и его снова накрывало ощущение, что уходит все будоражащее и тревожное, блаженная истома растеклась по телу. Только бы не оттолкнула, только бы постоять вот так, совсем недолго…

Ради этого Макар был готов вынести Ямпольского еще откуда-нибудь и не один раз. Но выносить его можно было разве что из реанимации, поэтому Мак просто стоял, сцепив руки и прижавшись щекой к Эвиной макушке.

Она напряглась, уперлась руками и попробовала высвободиться.

— Пожалуйста, Эвочка, давай просто постоим, я так истосковался по тебе… Ты только в пах коленкой не бей, ладно?

Она утопила смешок ему в плечо, и Макар улыбнулся в темноту. Она не знает, любит ли его? Он поможет разобраться, теперь он точно знает, что любовь — это не вечное соревнование и не бег с препятствиями. Это когда обнимаешь, и у тебя такое чувство, что ты дома.

— Эвочка, — сказал он ей в макушку, — я, конечно, еще уточню у Арсена, когда он придет в себя, но если я правильно расслышал, он мне тебя отдал.

— Мак, — сказала она ему все так же в плечо, — он правда выживет?

— Конечно, — уверенно ответил Макар, — мы же еще не дооформили сделку. Да Ямпольский с того света придет, чтобы подпись поставить, Эвочка, ты плохо знаешь собственного отца!

— Какую сделку? — она подняла голову.

— Я ему прииски за Машку пообещал, чтобы он мне переуступил отцовство.

— Я думала это шутка! — она продолжала неверяще разглядывать его лицо.

— Эвочка, — Мак постарался быть как можно убедительнее, чтобы незаметно вернуть ее на место, — с такими вещами не шутят. Мы вчера подписали предварительное соглашение, и документы ушли в работу.

— Но ведь Арсен уже знал, что он мой отец!

— Ты сама слышала, он считает прииски своими и даже успел завещать их Машке. И конечно, мы все доведем до конца.

— Это не честно, Мак! Что скажет твой отец?

— Мой? — удивился Макар. — А что он скажет? Он же мой отец, Эвочка, он отдал мне все, мне и Каролине, и я тоже все отдам Машке. И тебе. Если ты захочешь, — добавил он, не давая ей возразить и снова обнимая, ощущая знакомый трепет, который и не надеялся уже ощутить.

Макар готов был так простоять до утра. Если опереться спиной о стену и уложить себе на грудь Эву, это вполне может сойти за совместную ночь. Но Эва явно не собиралась ночевать на пороге собственной спальни, и ему пришлось уступить.

Руки легче было оторвать, чем расцепить, но Мак все же выпустил Эву, целомудренно поцеловал в лоб и еще постоял под дверью некоторое время. Можно было и здесь улечься, конечно, но день обещал быть бурным и насыщенным, так что выспаться все же следовало.

Думал, что не уснет, будет до утра ворочаться и обдумывать услышанное, да какой там — уснул как убитый, стоило лишь головой коснуться подушки. И теперь отправился на поиски, благо, в выключателях надобность отпала.

***

Он нашел Эву по ароматам, доносившимся из кухни, она готовила завтрак, а Машка рядом раскрашивала нарисованный на альбомном листе цветочек. Макар застыл на пороге, очарованный представшей его взору картиной. Он прислонился плечом к дверному проему и смотрел на свою настоящую семью. Как часто ему снились эти две девочки, что они у него есть, он ведь где-то глубоко внутри всегда знал, что девочка Эвочки и его девочка…

— Макар! — просияла дочь и бросилась ему на шею, а он не мог ни слова выговорить, поднял с пола и прижал к себе, глядя в упор на Эву.

Она отвела взгляд, а Макар вслушивался, как Машка взахлеб делится своими маленькими новостями:

— Мой папа в больнице, мама сказала, он заболел, и я ему рисую цветочки. Ты отвезешь их ему в больницу?

— Отвезу, — сказал Макар, да ну, к чертям это все! — только он не твой папа, Машенька, он твой дед. Мамин папа. А твой настоящий папа — я. Вот смотри, это ты, а это я!

Он достал телефон и открыл нужную папку. Девочка внимательно рассматривала фото, листая пальчиком и попеременно глядя то в экран, то на Макара, будто сверяла, он это или не он держит на руках новорожденную Машку.

— И зовут тебя Мария, как твою бабушку, ее уже нет, но зато есть еще один дед, Роман.

— И где ты был? — прищурила она глазки. Ему показалось, или из-под веера густых ресничек на него сердито взглянул Ямпольский?

— Я не знал, что я твой папа, Машенька.

— Ты его обманула? — теперь сердитый «Ямпольский» сверлил взглядом Эву.

И — о, чудеса! — та виновато потупилась и кивнула. Макар едва удержался от злорадной ухмылки, но затем совесть взяла верх.

— Это я виноват, что мама ушла, Машенька.

— Почему?