Он уходя спросил

Это было мое проклятье – с такой привязанностью к Ордеру полюбить хаотическую женщину. А какой еще может быть та, кто живет музыкой? Моя жена Ирина сияла неописуемой красотой, когда ее пальцы касались клавиш и порождали дивные мелодии. Я и влюбился в нее когда-то, увидев, как волшебно преображается ее лицо в миг слияния с музыкой. Искусство воздействовало на Ирину столь сильно, что даже мешало ее карьере. Впав в экстаз, она могла разрыдаться прямо на сцене, сорвав выступление – такое несколько раз случалось.

Что ж удивительного, если на Ирину неотразимо действовали талантливые музыканты, с которыми она играла дуэтом? Ирина жила с ними общей, несказанно прекрасной жизнью где-то там, высоко в сферах, куда мне, мужу, не было доступа. А если партнер к тому же еще был хорош собой, связь переносилась и на землю.

Как прав был Толстой, когда писал: «Все романы заканчиваются свадьбой, а зря: это все равно что заканчивать произведение на эпизоде, в котором на человека в темном лесу нападают разбойники». Период ухаживания и первые годы супружеской жизни были безоблачны. Темный лес начался потом. Разбойники – сначала Скрипач, потом Тенор, теперь Виолончелист – нападали на нашу семью один за другим. И в конце концов истерзали ее, ограбили, обескровили. Последние годы брак держался лишь благодаря маленькой Ленусе. Она появилась на свет после того как я – ценой «Грехопадения» – вернул Ирину из тенет Скрипача. Дочка побудила меня простить жене измену с Тенором. Из-за Ленуси вступил я в решительный бой и с Виолончелистом – бой, обернувшийся поражением, от которого наш брак мог уже не оправиться.

Дело было так.

У меня в бюро служил некто Заруцкий, начальник антропометрической регистратуры. Славный малый, считавшийся большим знатоком женского пола – он был холост и без конца рассказывал о своих любовных успехах. Отношения с Заруцким у меня были самые приятельские, и однажды, в минуту душевной слабости, под воздействием рябиновой настойки, я поделился с Сержем своей бедой.

Он мне сказал: «Вася, друг мой, в таких случаях рецепт очень прост. Нужно дать ей попробовать того же кушанья, каким она кормит тебя. Вся штука в том, что ты жену слишком любишь и никогда не подаешь ей поводов для ревности. Женщины по-настоящему ценят лишь тех, в ком до конца не уверены. Измени своей супруге, притом с кем-нибудь красивей ее. Увидишь, твоя Ирина сразу посмотрит на тебя иными глазами. Главное, ей и винить тебя будет не за что – у самой рыло в пуху».

Я стал говорить, что это совершенно невозможно – меня не привлекают другие женщины, да и где бы я взял красавицу, которая согласится завязать со мной роман?

«Ни о чем не беспокойся, – уверенно заявил Серж. – Я всё организую. А если ты не желаешь изменять всерьез, то это еще проще. Попрошу мою Эльжбету подыграть. Она актриса, ей это пара пустяков».

И действительно организовал.

Его очередная любовница, актриса комической оперы, с удовольствием подготовила, а потом и отыграла небольшую сценку. Всего-то и понадобилось, что подстроить случайную встречу на улице с Ириной. Она выходила от своего парикмахера, а мимо на пролетке проехали мы с Эльжбетой. Элегантная брюнетка одной рукой нежно обнимала меня за шею, а другой кормила меня пирожным. Я нарочно сидел полуотвернувшись и Ирининой реакции не видел, но моя спутница потом со смехом рассказала, что «мадам» вся вспыхнула и уронила зонтик.

Сей спектакль обернулся катастрофой.

Притворяться и таить что-то в себе Ирина никогда не умела. Когда я вернулся домой, она потребовала объяснить, кто моя любовница и насколько серьезны наши отношения. Я сдуру ляпнул: мол, люблю только тебя, а изменой на измену ответил лишь от обиды и одиночества.

Что тут началось! «Я тебе изменила из высокой любви к музыке, а ты мне из низкой мести! Я сразу честно во всем призналась, а ты изменяешь тайком! Ты не тот человек, каким я тебя всегда считала! Ты пошл и вульгарен! Поди вон, я больше не желаю тебя видеть!». И выставила. Вот уже почти полгода мы жили с Ириной раздельно.

Эскапада мадемуазель Ларр с чумазым Антиноем всколыхнула во мне мучительные воспоминания. Теперь американка (русские женщины так себя не ведут!) вызывала во мне гадливость. Ирина, по крайней мере, склонялась перед жрецами искусства, а не ложилась под первого попавшегося мускулистого самца.

Я удалился в свое купе, хлопнув дверью, и погрузился в чтение новейшего справочника по френологии, купленного в книжном киоске криминалистического конгресса.

Алевтина Романовна вернулась уже затемно, но зато не на какой-нибудь маневровой «кукушке», а на мощном «десятиколеснике». Он мчал нас без остановок на скорости в девяносто верст, и утром мы оказались в Санкт-Петербурге.

Я хожу от стены к стене, безотчетно считая шаги, и отшагал уже несколько верст, оставаясь на одном месте, в то время как память переносит меня из страны в страну, мелькают лица, воскресают сцены из прошлого, и я то улыбаюсь, то вздрагиваю, то зажмуриваюсь.