Он упал на траву

- До свиданья, - сказал я.

- Спасибо, баушк, - заключил Лешка.

- Да не зови ты меня баушкой, - вдруг встрепенулась старуха. - Какая я баушка, я хозяйка, а не баушка. Это я неприбранная, утрешняя, вот тебе и мнится все баушка. Я еще хоть куда!

Она улыбнулась тихо и несмело.

- Вы зовите меня теткой Груней, - сказала она, вдруг повеселев. - Ну, а вас как?

Мы назвались ей поочередно, и она сказала:

- Очень приятно...

Еще раз простившись, мы ушли. Несколько минут мы шли молча, а когда сбежали к мостику, протопали по нему на штабную сторону и пошли потише, я сказал:

- До свиданья, баушк. Спасибо, баушк. Уж вы как-нибудь, баушк! Верно, баушк! Мы, баушк, да вы, баушк.

Лешка схватился руками за живот, остановившись у края дороги, согнулся в три погибели.

- Сдохну! - закричал он. - Сейчас лопну! Ой, перестань!

- Что с вами, баушк? - сказал я.

- Замолчи! - орал Лешка. - Умру! Я, говорит, еще хоть куда!

- Я вас не понимаю, баушк.

- Перестань! - застонал Лешка. - Ведь я подольститься хотел, повежливей чтоб выходило, понял, нет?

- Понял, баушк.

- Ой! - И Лешка снова схватился за живот.

Наконец, отдышавшись, мы пошли с ним дальше.

- Устроились все же, - сказал Лешка. - Теперь в тепле будем, а это, брат, великая вещь. Возьмем Сережу, Степан Михалыча и Тележку, напишем на доме: второе отделение второго взвода, - и ура.

Я сказал:

- Надо бы Геворкяна к нам и еще казаха.

- Ага, - сказал Лешка, - обязательно. И Фролова бы хорошо, и хворого этого, как его, забыл фамилию...

- Киселев, - сказал я.

- Во-во. Его, - сказал Лешка. - И еврея этого, что баб любит, хороший мужик, и пожарника, конечно, Хомяка.

- Давай, давай, - сказал я, - будем жить в одном доме тыща человек.

- А хорошо бы, - засмеялся Лешка. - Я согласен. Гляди-ка!

Он показал пальцем в проулок. Там стояла замурзанная деревенская лошадка ростом с небольшого ослика, а за ней, на земле, лежала телега, груженная бревнами. Телега лежала на боку, и, видно, бревна были увязаны ладно, по-хозяйски, потому что они не рассыпались, а только съехали набок и своею тяжестью перевернули телегу. Простоволосая девчонка в клочковатом полушубке пыталась поставить телегу на колеса. Она кричала на лошадь свирепым мужичьим голосом:

- Р-разом! Давай! Ну, господа бога, давай же!

Лошадь корячилась задними ногами, тужилась, отставляя репицу, девочка налегала ключицей, а телега, конечно, оставалась на месте. Я пошел в проулок к этой девчонке, и Лешка пошел за мной. Мы подошли поближе. Девочка разогнулась, обернулась к нам лицом, и тут у меня похолодело в груди. Передо мной в стареньком рваном полушубке стояла васнецовская Аленушка. В руках ее был кнут, и она тяжело дышала, платочек висел на шее, держась одним концом. Так вот она какая стала, когда подросла! Мастер, написавший ее у ручья, наверно, не знал ее дальнейшей судьбы, вот почему так задумался он вместе с нею тогда. Теперь Аленушка уже заневестилась, ей можно было дать на вид лет шестнадцать, и как же была она красива, передать нельзя! Увидев нас, она перевела дыхание, поправила платочек и сказала хрипловато и дерзко:

- Давай, помогай, кавалеры!

Мы поставили ее телегу на колеса. Когда ставили, я видел рядом со своей Аленушкину руку, озябшую и красную и такую удивительно маленькую. Мы все кричали на бедную коняшку, и Аленушка кричала что-то дикое и устрашающее.

Потом она поправила волосы и сказала:

- Ай да мужики! Что значит мужики-то... Плохо бабам без мужиков!

Лешка сказал строго:

- Тебе сколько лет?

Она удивилась.

- А тебе на кой?

- Больно ругаться здорова. Не дело.

Она отвернулась и сказала, уставившись в забор:

- Это я без души и мысли. От тягости. А тебе не нравится - вали отсюдова.

Я сказал:

- Как вас зовут?

Она обернулась и посмотрела недоверчиво.

- Дуня. Табариновы мы.

Я протянул ей руку, и она тотчас, улыбаясь, протянула мне свою озябшую, маленькую ручку.

Я сказал:

- Мы теперь у тети Груни будем жить.

- За речкой?

- Да.

- Там тише...

- Вот и хорошо.

- Кто как любит...

- Верно.

- Ну что ж. Спасибо.

Она взялась за вожжи.

- Не стоит, что вы. Увидимся?

Она снова посмотрела удивленно.

- А у вас есть желание?

- Есть.

Она ответила:

- Было бы желание, а там, бог даст, увидимся...

Она задергала вожжами, закричала на лошадь, быстро глянула на меня из-под шелковых, небывалых ресниц и пошла за лошадью, пошла такая маленькая и такая гордая и сама по себе. Только она уже не ругалась больше, нет, она только помахивала своим умилительным кнутиком. А я остался и не мог двинуться с места, а рядом со мной стоял Лешка, и, наверно, у меня был не совсем обычный вид, потому что Лешка вдруг толкнул меня и окликнул испуганно:

- Ну? Ты что? Окаменел, что ли?

12

Как только мы с Лешкой пришли, товарищ Бурин, наш командир, собрал нас всех, построил и сказал: