Он уже идет

– Сейчас ты поймешь почему, – произнес Мрари. Он ловко ухватил своими длинными тонкими пальцами руку Шейны и принялся покрывать ее поцелуями. Целовал жадно, страстно, взасос. Шейна испугалась и выдернула руку.

– Как ты можешь, я же нечиста?!

– Ну и что, у нас, у восточных, правила куда более мягкие, чем у вас, сумасшедших ашкентосов. Пойми, я не просто так, я жениться на тебе хочу.

– С ума сошел, я замужняя женщина!

– Шейна, посмотри правде в глаза, – голос Мрари звучал мягко и проникновенно. – «Гок» утонул во время шторма. В этом нет ни малейших сомнений. Погибли все, иначе бы за полгода кто-нибудь да объявился. Увы, ждать тебе некого. И нечего. Что тебе тут предстоит, кроме одиночества и стирки вонючих шальвар? У меня большой дом, я богатый человек, у тебя будут служанки, ты сама пальцем не пошевелишь. Только когда будешь меня ласкать. Заживешь, как королева.

– Нет-нет-нет, – она решительно покачала головой. – Ребе Алтер сказал, что нужны свидетели гибели Айзика, а без них он меня не признает вдовой.

– Скажи, ты хочешь выйти за меня замуж? – проникновенно спросил Мрари. – Это самое главное. У нас раввины более мягкие, они разрешат. Если ты хочешь, собирай вещи и поехали. Прямо сейчас.

– Нет-нет-нет! – вскричала Шейна. – Я не готова, я даже думать об этом не могу.

– А ты подумай, подумай.

– О чем думать? – рассердилась Шейна. – Тебя жена в Хевроне ждет, шлет гостинцы. А ты голову мне морочишь.

– Шейна, Шейна, я же из Хеврона, а не из Курува. Вспомни, сколько жен было у наших праотцев? И мы так же живем.

– Ты предлагаешь мне стать второй женой?

– Первой! Для меня ты всегда будешь первой. И любимой.

– А Наама? Ты ее больше не любишь?

– Люблю, но по-другому. Сердце восточного мужчины большое, в нем хватает места для любви к двум женщинам.

– Уходи, – замахала руками Шейна. – Не хочу больше слушать твои глупости!

– Если гонишь, я уйду, – произнес Мрари, поднимаясь из-за стола. – Но это вовсе не глупости. Я понимаю, тебе тяжело сразу принять мое предложение. Подумай, поживи с этим. Я тут, я рядом, я готов ждать тебя целую вечность. Потому, – тут он сделал многозначительную паузу, – потому, что для меня ты прекрасней всех на свете и за твою улыбку и поцелуи я готов отдать все что угодно.

«Что мне с ним теперь делать? – думала Шейна, заперев за гостем дверь. – Гнать поганой метлой или вежливо объяснить, что его предложение – полная глупость и ждать ему нечего? Вот же дурачок!»

Ах, женское сердце! Кто знает его тайны, кто может понять, что скрывается в его глубине? Первую неделю после предложения Мрари Шейна негодовала, вторую – иронически улыбалась, третью – посмеивалась, а на четвертую призадумалась. Мрари все это время не появлялся, словно чувствуя, какие подводные течения крутят сердце его избранницы.

Чем больше Шейна размышляла над словами хевронца, тем больше понимала, сколько правды в них заключено. О, если бы она могла вернуться в родной Курув, ее мысли потекли бы совсем в другом направлении. Но при одном воспоминании о качающейся палубе к горлу подступала тошнота, а от мысли найти свой конец в бушующих морских волнах, как нашел его Айзик, в чем она уже не сомневалась, по спине начинали бегать мурашки озноба. Надо было устраивать свою жизнь здесь, и предложение Мрари с каждым днем становилось в ее глазах все заманчивее.

Спустя месяц, возвращаясь с рынка с покупками для субботы, она услышала пушечный выстрел. Улица вилась вдоль склона холма высоко над морем и, подойдя к ограде, Шейна увидела турецкое военное судно, бросившее якорь у берега.

«Ничего интересного», – подумала Шейна и поспешила домой. До начала субботы оставалось еще много часов, но она любила встречать святой день с полностью приготовленной едой, вымыв посуду и прибрав в доме после готовки.

Тесто уже подошло, Шейна ловко слепила халы, смазала их желтком, посыпала кунжутом, посадила в печку и принялась за рыбу. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Мрари. Его появление застало Шейну врасплох, но она не успела сказать ни слова, как он, презрев все приличия, подскочил и положил руки на ее плечи. Вид у Мрари был самый решительный.

– Все! – вскричал он. – Лопнуло мое терпение! Не могу больше ждать. Говори, ты выходишь за меня замуж или нет?!

– Может, ты дашь мне смыть рыбью чешую с ладоней, – улыбнулась Шейна. Такая прыть и нетерпение льстили ее женскому самолюбию. Ведь нетерпение диктуется страстью, а страсть – порождение любви.

– Грязные руки – это ерунда! – вскричал Мрари, почему-то оглядываясь на дверь. – В жизни есть вещи поважнее грязных рук. Отвечай же, ты согласна?

Он приблизил свое лицо и заглянул Шейне прямо в глаза. От его взгляда комната поплыла и закачалась, потолок, гардины на окне и само окно начали смещаться и плавиться, точно воск в кипятке. Единственной надежной, прочной точкой в этом водовороте были зрачки Мрари, чуть вытянутые сверху вниз, словно у кота.

– Да, – дрожащим голосом вымолвила Шейна. – Да, я согласна.

– Спасибо! Спасибо, родная!

Он обнял ее, чтобы поцеловать, прижал к себе, не стесняясь, от груди до бедер, губы потянулись к губам, и…