Он же капрал Вудсток

– Генерал Дорнбергер поручился за них, дошел до самого Кейтеля, доказывая, что арест сорвет всю программу. Гиммлер отказался принять Дорнбергера, послал его к этому страшному человеку – шефу СД Кальтенбруннеру. На Принц-Альбрехтштрассе, 8 нашего Дорнбергера принял не Кальтенбруннер, а эсэсовский генерал Мюллер. Этот Мюллер, его зовут гестапо-Мюллером, заявил Дорнбергеру, что у гестапо имеется досье и на Дорнбергера, что и его можно арестовать в любую минуту за задержку промышленного выпуска “Фау-2”: кто на свете сможет доказать, что подобная работа тормозится не предумышленно?! “Вы растратили сотни миллионов марок, а новое оружие еще не готово!” – бушевал Мюллер. И все же Гиммлеру пришлось освободить арестованных. Первым он освободил Брауна… Однако Ридель, как я уже говорил, вскоре погиб в “таинственной” автомобильной катастрофе, а после покушения на Гитлера 20 июля этого года Каммлер стал группенфюрером – генерал-лейтенантом СС, полновластным шефом программы по производству “Фау-2”, особо уполномоченным Гиммлера. Именно этот злой волшебник, шеф зондеркоманды “Дора”, создал подземный завод. Фриц Заукель, обергруппенфюрер СС и СА, генеральный уполномоченный Гитлера по использованию рабочей силы, прямо сказал, что иностранных рабочих и военнопленных следует “без всякой сентиментальности и романтизма эксплуатировать с наибольшим эффектом при минимально возможных затратах”. Он-то и обеспечил подземный завод рабочей силой. Каммлер взял всю власть над “Фау-2” в свои руки 8 августа этого года. Через месяц на Лондон упали первые ракеты “Фау-2”…

– И вы, доктор, принимали участие в запуске этих ракет на Лондон?

– Нет, к счастью для моей совести. Но я продолжал испытывать и совершенствовать их в Пенемюнде. Работа не ладилась: ракеты то и дело взрывались или прямо над стартовыми установками, или на высоте в тысячу или две тысячи метров, или вблизи цели. Поначалу из десятка ракет лишь одна или две благополучно проделывали весь свой путь. Не везло и нашим конкурентам, обстреливавшим Англию снарядами “Фау-1”. Однажды – это было 17 июля этого года, когда Гитлер приехал в свою ставку “WII” у Марживаля во Франции, чтобы встретиться со своими фельдмаршалами Роммелем и Рундштедтом, – один самолет-снаряд, направленный на Лондон, повернул обратно и взорвался над бункером фюрера! Никто, к сожалению, не пострадал, но Гитлер срочно отбыл в Берхтесгаден. Теперь-то я знаю, что виноваты в браке не только наши недоделки, но и саботаж, саботаж здесь, на “Миттельверке” в горе Конштайн, и, наверное, даже и в Пенемюнде! Сотни раз приходилось нам проверять и перепроверять все четыре основные части каждой ракеты: боеголовку, приборный отсек, центральный отсек с баками горючего и корму с двигателями. И часто обнаруживали мы опасные неполадки. Саботаж? Генерал Дорнбергер много раз посылал фон Брауна сюда, на подземный завод, и мы знали, что Браун лютует как зверь, требует от эсэсовской комендатуры самых суровых наказаний для всех рабочих, подозреваемых в диверсиях. Каждый раз, когда телеметрическая система запущенной ракеты сообщала по одному из своих двадцати четырех информационных каналов о каких-либо неполадках в полете, фон Браун с пеной у рта требовал, чтобы вся рабочая команда, имевшая отношение к данному сектору, была повешена или расстреляна, хотя он прекрасно знал, что неполадки в экспериментальной стадии неизбежны. Вот такими методами мы шаг за шагом повышали эффективность германского “оружия возмездия”. И все же из-за саботажа иностранных рабочих и из-за административного произвола со стороны чересчур ретивых опекунов новое оружие было брошено в бой слишком рано, чтобы дать максимальный эффект, и слишком поздно – 7 сентября 1944 года, – чтобы повлиять на исход войны. По мнению Дорнбергера, для этого нам не хватило полутора лет…»

11. Капрал, которого не было

В Лондоне в тот зимний день было холодно – градусов двадцать по Фаренгейту. Ветер разметал косицы снега в тихом парке Сент-Джеймс с его голыми деревьями и пустынными аллеями. Из мрачного зева станций Сент-Джеймс-Парк лондонского метро валил густой пар. Двухэтажные автобусы быстро проносились мимо тщательно расчищенных пепелищ на месте зданий, разбитых во время «блица» и недавнего ракетного обстрела. Из ближайшего «паба» – таверны – доносилась популярная песенка неунывающих лондонцев о чайках над белыми скалами Дувра, о сияющем солнце победы над «джерри», которое непременно скоро взойдет над этими скалами.