- «Она» живет там всегда? - спросил я. - Или приходит сюда из-за горы?
- Да, мой сын, «Она» здесь и везде!
Мы находились теперь на равнине, и я залюбовался красотой тропических цветов и деревьев. Тут были дубы и пальмы удивительной высоты и какое-то поразительно красивое дерево с блестящими медовыми цветами, усыпанное длиннокрылыми бабочками. Между деревьев и в траве копошилась масса дичи и зверья, от зайца до носорога. Я заметил носорога, буйвола, антилопу, трех страусов, которые бросились бежать, заслышав наше приближение.
В носилках лежала моя винтовка «Мартини». Заметив жирного оленя, я бросился за ним. Он подпустил меня к себе на 8 ярдов и повернулся, чтобы бежать. Я выстрелил. Животное подпрыгнуло и упало замертво. Носильщики остановились, вскрикнув от удивления. Биллали пришел в восторг.
Затем мы отправились дальше, и шли без приключений, пока наконец не добрались до пропасти, очутившись перед входом в мрачный туннель, который напомнил мне такие же сооружения в Европе, но устроенные инженерами. Из туннеля вытекал ручей. Мы остановились у входа и, пока люди зажигали лампы, которые захватили с собой, Биллали слез с носилок и вежливо, но твердо заявил мне, что «Она» приказала завязать нам глаза, чтобы мы не знали тайного пути через скалы. Я согласился, но Джон огорчился, полагая, вероятно, что это предшествует церемонии «раскаленного горшка». Он несколько утешился, когда я уверил его, что ни у кого нет с собой горшка, как и огня, чтобы накалить его. Что касается бедного Лео, то промучившись несколько часов, он заснул тяжелым сном, и не было надобности завязывать ему глаза. Нам же надели на глаза кусок желтого полотна, закрепили сзади и концы завязали под подбородком, чтобы повязка не соскользнула. Устане, не знаю почему, также завязали глаза. Потом мы двинулись в путь и по звуку шагов носильщиков и шуму воды я понял, что мы вошли внутрь ущелья. Это было странное ощущение - находиться в недрах горы, но я ничему не удивлялся, потому что привык здесь ко всему. Я лежал молча, прислушиваясь к мерным шагам носильщиков, шуму воды. Люди запели какую-то унылую песню, которую я слышал в тот вечер, когда нас взяли в плен. Скоро спертый воздух сделался так удушлив и тяжел, что я боялся задохнуться. Но вдруг носилки повернули куда-то, шум воды прекратился, свежий воздух пахнул мне в лицо. Снова поворот, и еще, и еще; я, хоть и с завязанными глазами, чувствовал себя прекрасно и старался представить мысленно этот путь на случай, если нам придется бежать назад, но не мог.
Около получаса шли мы так, как вдруг я почувствовал, что мы вышли на открытое место и сквозь повязку увидел свет и ощутил свежесть воздуха. Через несколько минут носилки остановились, и я слышал, как Биллали приказал Устане снять с нас повязки. Не дожидаясь ее, я развязал узел и сбросил тряпку.
Как я и полагал, мы прошли через пропасть и очутились на другом конце ее, на огромной скале, так что я мог различить мрачную линию противоположных утесов. Большая часть равнины была возделана и огорожена каменной стеной от вторжения скота в чудесные сады и зеленеющие поля.
У меня не осталось времени разглядывать окрестности, потому что нас окружила толпа народа и с любопытством разглядывала. Затем появились вооруженные люди под предводительством начальников, которые держали в руках мечи и одетые в шкуры леопардов. Это был, как я узнал, отряд телохранителей королевы.
Начальник их подошел к Биллали, раскланялся и что-то спросил. Биллали коротко ответил ему. Тогда стража пoвернулacь и направилась вдоль утеса, а наши носилки последовали за ними. Пройдя полмили, мы остановились у входа в ужасную и мрачную пещеру в 60 футов высотой.
Биллали сошел с носилок и пригласил меня и Джона следовать за ним. Лео, конечно, был слишком болен для этого. Я повиновался и вошел в пещеру, наполовину озаренную лучами заходящего солнца. По стенам тускло мерцали лампы, словно газовые фонари на пустой лондонской улице.
Я заметил скульптурные украшения на стенах. Тут были изображены любовные сцены, охотничьи подвиги и мучения преступников под раскаленным горшком. Последнее, вероятно, нередко практиковалось у дикарей. Сцены битвы встречались очень мало, из чего я заключил, что этот народ нечасто подвергается нападению врагов, - вероятно, в силу особенностей этой болотистой страны. Между скульптурными изображениями я заметил странные надписи, но не мог разобрать их. Конечно, это не был ни греческий, ни египетский, ни еврейский и не ассирийский языки; надписи походили больше всего на китайские иероглифы.
Отряд телохранителей королевы остановился у входа в пещеру, чтобы пропустить нас туда. При входе нас встретил человек в белой одежде, который молча и смиренно поклонился. Это был глухонемой.