Она

В жизни нет ничего проще, чем работать, и я привыкла к этой усталости от бесконечных совещаний, бесконечных звонков, бесконечных читок и прочего, так что в конце дня у меня остается достаточно энергии, чтобы доехать до дома, сделать себе сэндвич, закрыться в спальне, раздеться, напустить ванну и покурить немного травки, чтобы снять напряжение, слушая музычку и поигрывая глицериновым мылом. Наедине с моим старым котом.

Изначально Марти предназначался Венсану, тот долго просил собаку, и Ришар, не желавший об этом слышать, решил, что кот ее заменит, но Венсан не захотел даже взять его на руки – и в результате котенок оказался на моих руках.

Я счастлива, что он со мной. Он, конечно, мало чем может помочь в случае нападения, но не важно. С ним я не чувствую, что живу в пустом доме. И у нас нет мышей.

Обустройство Венсана, разумеется, тормозит нашу работу, он часто путается под ногами в поисках карандаша или скрепок или машет нам из-за стекла, отрывая от дел, чтобы получить очередную информацию об архивах, куда мы его пока пристроили, а там будет видно. Я хотела было выдвинуть этот аргумент – что сейчас не лучшее время, чтобы кого-то обучать, что мы запаздываем с проектами, надо нагонять, сроки поджимают, но Анна так торопилась воплотить в жизнь свою стратегию, что не слушала меня, поэтому дни у нас сейчас длинные и наполненные, и я не собираюсь еще чем-то грузиться.

Тем более что стремительно обостряются отношения с Жози, которая требует, чтобы Венсан немедленно покинул место, столь своевременно предложенное Анной.

– Она что, не знает, что такое биржа труда? – притворно возмущаюсь я, чтобы задушить в зародыше всякое подозрение в сговоре между мной и Жози, – я сохраняю жалкий нейтралитет. Анна прячет улыбку, а Венсан покусывает ноготь большого пальца – мне не хочется упоминать об абсурдной поспешности, с которой он бросился в объятия этой женщины, невзирая на все наши предостережения.

Ришар заходил на минутку пофлиртовать с Элен и, спустившись, осведомляется о решении сына.

– Ну что, старина, на каком ты свете?

Следует тягостная пауза. Потом Венсан поднимает глаза на Анну и говорит, что он остается. Анна довольна как слон. Я узнаю это выражение безмерной радости, которую иной раз вызывает у нее Венсан, в первый раз я его подметила, когда она держала его над купелью, – я тогда незаметно толкнула локтем Ришара, чтобы показать ему эту картину незамутненного счастья, которое она воплощала.

Она приглашает нас пообедать. Я говорю, что это несерьезно, что у нас нет времени, но их трое против меня, а вскоре и четверо, потому что Анна послала Ришара за его новой невестой.

– О, – говорю я, – ты так ее называешь? Они помолвлены?

Она пожимает плечами

– Они ведь живут вместе, так?

– Мама, перестань, – вздыхает Венсан. – Ты сама все знаешь.

Я закуриваю сигарету. Когда они приходят, я смотрю в сторону.

У меня есть кое-какие сомнения насчет способности Венсана устоять под натиском Жози, но он, похоже, полон решимости и даже готов переночевать в отеле, если ему не удастся ее урезонить. Краем глаза я наблюдаю за Ришаром и Элен. Раньше мы с этим мужчиной были парой. Сегодня он составляет пару с другой женщиной. Обед в разгаре, мне больше не хочется есть, и я заказываю джин-тоник.

И когда мне его подают, он поворачивается ко мне и округляет глаза.

Я расплачиваюсь по счету за похороны отца. Появилось несколько статей о его смерти, и вновь зашла речь о бойне, но кроме потока оскорблений, естественно, выложенных читателями в сеть, до меня ничего не дошло, ни писем, ни звонков, ни каких-либо контактов, и восполнить этот пробел взялся Ральф.

– Одним психопатом меньше, – говорит он, – извините за прямоту.

Я упаковываю вещи Ирен для Красного Креста. Прерываюсь на минутку, любезно объясняю ему, что ни один мало-мальски воспитанный человек не станет оскорблять покойного при его дочери, и возвращаюсь к делу, подчеркнуто его игнорируя.

– Кончайте важничать, – говорит он. – Я этого на дух не выношу.

– Вы выпили?

– На дух не переношу снобок.

На этих словах он сдувается. Декабрь такой уж месяц, когда мужчины пьяны – убивают, насилуют, обзаводятся семьей, признают чужих детей, спасаются бегством, стонут, умирают, – но этот хотя бы сохранил дар речи, и я узнаю, что мы когда-то учились в одной школе и что он помнит, в какой кошмар мой отец поверг всю страну, и он уже тогда, в ту пору, не выносил моего снобизма. У меня не сохранилось в памяти ни одного лица из тех лет, а значит, это может быть правдой.

– Идите примите душ, от вас неважно пахнет, – говорю я.

Он раскачивается, глядя на меня недобро.

– Во всяком случае, одним мерзавцем меньше, и я счастлив, что трахал его жену.

Я не отвечаю. Надеваю пальто и перчатки.

– Все-таки не затягивайте с чемоданами, – говорю я.