По законам за убийство назначалась смертная казнь. Но ей отрубили ступни, обе. Её изуродованное тело сбросили в колодец, находящийся на территории той же тюрьмы. Он был не глубокий, не более двух метров вниз, на дне песок.
– Теперь у тебя отдельная камера, – крикнул сверху охранник, натягивая поверх колодца сетку. А зачем? Неужели кто-то думает, что она сможет убежать?
Они сделали ставки, эти охранники, сколько она проживет. Это ее и спасло. Тот, кто сделал ставку, что она проживет неделю, стал ночью подбрасывать в колодец не только еду, воду, но и лекарства.
«Одиночная камера» была узкой, не больше метра в диаметре. Она полулежала на спине, и смотрела вверх, где за натянутой сеткой маячило выгоревшее небо. Сетку однажды хотели чем-то заменить, но так и оставили: куда она убежит из этого колодца?
В этой стране всегда шла война. Поэтому, когда очередные военные освободили район и эту тюрьму, солдаты были шокированы: перед отходом охранники отравили всех сидящих в тюрьме женщин. Всех. Только не ее, она сидела в колодце, как зверь, ни один надзиратель не захотел туда спускаться. Им надо было спешить, уходить, спасать свою жизнь. Кажется, кто-то из них сделал один, не больше, выстрел в колодец: патроны следовало экономить.
Военные вначале не поняли, что в колодце живое существо, но в зловонной яме кто-то шевелился. Ее вытащили и доставили в госпиталь.
Когда она открыла глаза, увидела людей в светлых халатах, озабоченно склоняющихся над ней. Подумала, попала в рай.
Угасла она в военном госпитале на третий день. В раю умирается легко.
Она умерла в стране, где много лет продолжается война. Завоеватели возвращаются и уходят. Они оставляют после себя как большие разрушения – пропасти, так и маленькие – узкие извилистые следы высохших горных ручейков.