Она была такая хорошая

Он не пытался командовать ею, а она боялась, что это неизбежно, принимая во внимание его возраст и армейские привычки. Никогда, ни в чем он, что называется, не давил на нее — только в вопросах секса, да и тут она была твердо уверена: стоит ей решить (хотя бы сегодня вечером) кончить с этим делом — и так оно и будет, да и как он может ее заставить? Он и с самого начала, конечно, не мог ее заставить — только почему она поняла это так поздно? Ну, скажем, они бы тогда расстались и больше не увиделись. Но разве это такая трагедия? По правде говоря, Люси то и дело открывала в Рое черты, которые были ей не по душе. Временами ей даже казалось, будто это она на два с половиной года старше Роя, а не наоборот. Прежде всего она просто терпеть не могла, когда он мычал ей песенки прямо в ухо. И пусть ему двадцать один год и он имеет право голоса — а Рой повторял это всем и каждому, — иногда он казался ей совсем ребенком. Временами он нес законченную чепуху. Вот хотя бы — в машине он без конца повторял, что любит ее… Ну разве это не глупо? А что, если это правда? А может, он говорит так потому, что боится, что без этих слов она ему больше не разрешит? Господи, да ведь знала она, знала, знала: не надо было тогда заниматься этим в машине. Нельзя этого делать, если люди не женаты, а уж с человеком, за которого и выходить не собираешься, — тем более. Мы должны это прекратить! Но теперь это было бы так же глупо, как глупо было начинать тогда, в первый раз… Нет, надо вообще порвать с ним.

Да, она была в смятении, даже в тот удивительный, радостный вечер у Сауэрби, который начался с того, что дядя Джулиан (так Рой уговаривал ее называть его) поцеловал Люси, словно она член семьи, а закончился тем, что он вынул из холодильника бутылку французского шампанского — пробка хлопнула и… Но как она могла поверить, когда все они стояли вокруг него с поднятыми стаканами и кричали хором „за будущее Роя“, как она могла поверить — хотя сомнения и одолевали ее с каждым днем все сильнее, — что никакого будущего у него нет.

После окончания школы она начала работать в Молочном Баре по летнему расписанию: ежедневно с десяти до шести, кроме среды и воскресенья. Как-то в среду в середине июля они с Роем поехали в Форт Кин приглядеть ему комнату — он должен был переехать в сентябре. Рой осматривал одну меблированную комнату за другой, потом возвращался к автомобилю, где сидела Люси, и заявлял: нет, ему это не подходит — то в комнате плохо пахнет, то хозяйка выглядит подозрительной, то кровать страшно короткая, а уж от этого он достаточно натерпелся за полтора года на Алеутах. В одном месте, где ему все пришлось по вкусу: огромная комната, кровать, на которой до этого спал муж хозяйки (а росту в нем было шесть футов пять дюймов!), чистенькая уборная, и еще дают полку в холодильнике, — не было отдельного входа…

Ну, сказала Люси, давай-ка все-таки туда, где он есть.

К четырем часам у них разгорелась такая ссора, какой никогда еще не было, и больше того — Рой ни с кем так никогда не скандалил, даже со своим папашей. Он выбрал самый лучший вариант, во всех отношениях лучший, доказывал Рой, но она ничего не слушала, а только яростно мотала головой и твердила: нет, если он хочет ее видеть, в комнате должен быть отдельный вход. Вдруг он закричал: „Плевать мне на это — мне ведь там жить, а не тебе!“ — развернул „Гудзон“ и погнал назад в дом с заветной кроватью.

Договорившись с хозяйкой, он вернулся в машину, достал из ящичка для перчаток дорожную карту и на ее обложке старательно нарисовал прямоугольник. „Моя комната“, — пояснил он, стараясь не глядеть на Люси. Комната была угловая, на первом этаже и с четырьмя окнами — по два на каждой стене. Все они выходили на широкую веранду, окруженную кустами, и были совсем как четыре отдельных входа: когда стемнеет, можно спокойно входить и выходить, словно в двери… Ну, что она скажет? Есть у нее на этот счет мнение или она действительно решила никогда больше с ним не разговаривать?

— Я уже высказала свое мнение, — ответила Люси. — Но оно для тебя совсем ничего не значит.

— Очень даже значит.

— Но ведь ты поступил по-своему. И все равно снял эту комнату.

— Да! Потому что она мне понравилась!

— Ну, тогда мне больше нечего сказать, Рой.

— Люси, но ведь речь идет лишь о комнате! Эка важность! Подумаешь! И зачем ты все это устраиваешь?

— Это не я устраиваю, а ты.

— Я? Да что я такого делаю?

— Опять ведешь себя как ребенок.