Она была в Париже

– Еще бы. Хэм писал то, что видел и чувствовал. Ты видишь, что стрелка острова Ситэ изменилась мало, и рыбаки здесь почти те же, что и при Хемингуэе … Сюда нужно прийти попозже, ночью … Знаешь, что значит название этого сквера?

– «Пылкий любовник» … Давай сегодня пройдемся по набережным ночью?

Ночной Париж сперва показался Джай похожим на ночную Москву – хотя бы чисто внешне. Тот же осветительный беспредел в центре с мельтешащей рекламой, тишина и полутьма узеньких улиц и забытых дворов.

Но при более внимательном взгляде проявилась разница, и она никак не могла сформулировать сущность этой разницы.

Ну, почище улицы и дворы, ну, нет своры пьяниц на лавочках …

Но зато на самой тихой улице не было удручающей темноты, светились огни маленьких кафе и даже стояли столики на тротуаре под деревьями, и за столиками сидели веселые, но вполне достойные люди.

И дома, даже самые старые, были ухожены и не выглядели развалинами, и в самом крайнем случае смотрелись ухоженными музейными экспонатами.

Почти в каждом, даже самом крохотном кафе звучала музыка. Два – три музыканта, иногда даже всего один – но музыка была обязательно.

Музыка звучала неназойливо, негромко, почти интимно и составляла немалую часть ауры каждого такого заведения.

Здесь, в углу крохотного зала, стояло пианино и на нем играл пожилой музыкант с артистической гривой седых волос.

Он играл бесконечную мелодию из собственных воспоминаний с удивительным сочетанием многочисленных известных произведений – то песенных, то танцевальных, то даже оперных и симфонических.

Джон и Джай остановились и заслушались.

Многие из посетителей выходили и танцевали, а другие просто раскачивались в такт музыке.

А когда музыкант заиграл нечто быстрое и ритмичное в виде сочетания рока, джайва и еще неизвестно чего, то Джон не выдержал и потащил на пятачок Джай.

И они показали такой класс, что посетители дружно начали хлопать в такт музыке и их движениям, и даже вскрикивали от удовольствия.

Музыкант почувствовал, что бесконечно продолжать такой темп невозможно и закончил мелодию эффектным аккордом.

И сразу раздались аплодисменты.

Джай подошла к музыканту и поцеловала его, чем вызвала дополнительную бурю восторга всех в зале.

Хлопали все посетители этого небольшого кафе, многие даже вставали и подходили к Джону и Джай. С подносом и двумя бокалами красного вина подошел полный немолодой господин, видимо, хозяин заведения, и стал говорить всякие восторженные слова.

Джон и Джай взяли бокалы, подняли их, приветствуя всех присутствующих, чокнулись и отпили.

– Что он говорит? – запыхавшись спросила Джай.

– Он расхваливает наш танец, благодарит и даже приглашает нас быть почетными посетителями его кафе.

Джай и Джон благодарили всех на английском языке, поднимали бокалы за здоровье всех присутствующих.

Их долго не отпускали, но они все же раскланялись и вышли в полумрак улицы.

– Хорошо, что я надела джинсы …

– Ты была великолепна, милая Джай!

И танец, и бокал вина подняли ее настроение, и они, обнявшись, пошли дальше на набережную.

Там было светло, во многих местах играли музыкальные ансамбли – и около них лежали шляпы.

А в воде Сены отражались огни фонарей, что стояли на набережной, и огоньки из иллюминаторов пришвартованных барж, которые почти сплошь занимали место вдоль набережной, и на этих баржах шла своя особая жизнь …

Они перешли на остров Ситэ и пошли налево, к стрелке, где днем они видели рыбаков.

Под сводами Нового моста было темно и виднелись темные фигуры около небольшого костерка.

От группы отделились несколько фигур и начали со стандартной международной просьбы – дать закурить.

– Мы не курим, и вам того же желаем. Исчезните, если не хотите осложнений, – Джон ответил им на чистейшем «арго», и вместе с мощным мысленным посылом это остановило мужчин, и они тихо ворча пошли обратно.

«Как ты их!» подумала Тоня, привыкшая к мысленному общению с мужем, «А я уж приготовилась драться!»

– Драться без необходимости не следует … – ответил Джон и они прошли сквером Вер-Галан на самый конец стрелки.

Там было пусто, но фонари на набережной освещали все достаточно хорошо, да еще огни от недалекой пристани светились совсем рядом.

Полюбовавшись освещенным Лувром и садом Тюильри – там, еще дальше, – обнимавшая Джона Джай предложила.

– Пойдем к башне?

Они вернулись к Новому мосту, прошли вдоль подсвеченного фасада монетного двора и пошли вдоль реки.

Джон и Джай были не одиноки – по набережной гуляли многие, пары и целые группы.

Кое-где молодежь окружала музыкантов и устраивала танцы, причем музыкальные вкусы четко позиционировались между разными группами.

Джон и Джай несколько раз останавливались послушать музыку, но танцевать больше не выходили.

Не доходя до башни Джай свернула налево и к башне они подошли сбоку.

– Какая жалость, все занято!

Все маленькие кафе вокруг площади были забиты туристами и отовсюду слышалась разноязыкая речь.

– Знаешь, что-то изменилось … Башня стала другой …

– Не припомню, чтобы ее переделывали.

– Но я не вижу прожекторов!

– Осветительные приборы установлены прямо на металлоконструкциях …