Она читала на ночь

Ветер тормошил светлые кудри Фария, в его глазах вспыхивали алые отблески ночного неба. Он улыбался, мягко прижимая к себе Осиан-айо.

– Пообещай, что мы теперь всегда будем вместе. – Она подняла глаза и внимательно смотрела на Фария.

– Обещаю.

Оси немного удивилась той легкости, с которой он дал ей это обещание. Чего она еще не знает о нем?

Вскоре небольшой отряд Фария покинул Анту.

Приятный сиреневый полумрак «Слатара» нравился Осиан-айо. Во время перелета они с Ансон любовались картинами космоса. Особенно хороши были густые скопления звездных туманностей, завивающихся причудливыми кольцами. Их вибрации звучали как стон или протяжный призывный крик.

Фарий находился рядом, вместе с женщинами внимая зазывным песням светящихся и текучих плазменных образований. Звуки волновали его, отвлекая от дела…

Ксения отложила книгу и задумалась. Прочитанное ускользало от ее внимания. Перед глазами все время возникали эпизоды загородной поездки с Филиппом Чигоренко.

Он привез ее к небольшому озеру. Стояло ясное, теплое безветрие. По берегам озера росли камыши и мята, в воздухе носились голубые стрекозы. Сосны отражались в прозрачной воде.

Филипп поставил машину на невысоком сухом пригорке, расстелил для Ксении плед и занялся костром.

– Разведение огня – мужское дело, – заявил он.

Ксения не стала спорить. Хорошо было лежать и смотреть, как Филипп рубит толстые ветки, складывает их, как прозрачные языки пламени, разгораясь, лижут дрова. Ксения воспринимала мир по-особому. Для нее кроме красок и линий окружающей природы существовали еще иные цвета и оттенки. Она называла их «красками жизни». Это были чувства, эмоции и переживания людей, которые она видела как сложные, узорные и многоцветные картины, движущиеся в своем собственном ритме. Они были похожи на радужные мозаики, меняющиеся то плавно, то толчками, в зависимости от колебания настроений.

Только когда Ксения оказалась в среде художников, она поняла, что никто больше не видит ничего подобного. Ее восприятие уникально. Она переносила его на полотно; получались необычные, ни на что не похожие картины. Как ни странно, их охотно раскупали.

– Хотите вина?

Филипп вернул Ксению к действительности. Он сел рядом и протянул ей стакан с красным вином.

– А вы?

– Я за рулем.

Ксении хотелось пить. Вино оказалось приятно кисловатым, с привкусом черного винограда.

– Вы… хотели поговорить со мной? О чем?

Чигоренко задумчиво смотрел на пламя, пожирающее сухие ветки. Было похоже, что с ним происходит то же самое. Откуда ни возьмись, в его душе родилось чувство, пожирающее его подобно этому огню. Выходит, он сухая ветка? Вернее, был веткой. А теперь?

– Что останется после того, как догорит этот костер? – спросил Филипп.

– Пепел…

– Приятно слышать, – невесело усмехнулся он. – И все?

– Все. Дерево дает жизнь огню. Во время горения скрытая в нем энергия освобождается. А почему вы спрашиваете?

– Я люблю вас, Ксения, – сказал Филипп. – Этот огонь все сильнее разгорается во мне. Я бессилен помешать ему. Нет ни дня, ни ночи, ни единой секунды, когда бы я не думал о вас. Назовите это страстью, безумием, болезнью – как вам будет угодно…

Он обнял Ксению, прижал ее к себе и начал целовать. Она вяло сопротивлялась. Было жарко. От солнца, от костра и от объятий Филиппа. Проснувшееся желание захватило их обоих… Ксения позволила ему ласкать себя, сама же, закрыв глаза, погрузилась в свои ощущения. Они оказались восхитительными. Филипп был красивым и умелым мужчиной, неожиданно страстным… Оргазм наступил быстрее, чем она хотела.

Все произошло так бурно, что Ксения не сразу опомнилась. Филипп лежал рядом, глядя в небо. Его частое дыхание казалось ей напряженно пульсирующей оранжево-красной мозаикой. Она нарисует ее сегодня вечером.

– И что мы теперь будем делать? – спросила Ксения.

Филипп наклонился и легонько коснулся ее губ своими губами.

– Не знаю… Я на все согласен. А как ты?

– Господи! – Ксения закрыла глаза. – Я чувствую себя ужасно. Бедная Юля! Как я могла позволить тебе и себе сделать это? Ты знаешь, кто мы теперь? Любовники!

– Ты так говоришь, будто мы совершили что-то противоестественное. И при чем тут Юля?

– Она твоя жена. Вернее, ты ее муж. Ах, какая разница? Ты изменил ей! И я тоже. Мы оба виноваты.