Она читала по губам

Она уже раздумывала над последней – самой эффектной и, возможно, самой завиральной фразой. Концовка, учили ее – что в журналистике, что в работе над собой – чуть ли не самое важное. Что бы такое представить и записать? Максимально яркое, запоминающееся?

Но в этот момент дверь в кабинет распахнулась, и Адель в отчаянии отбросила ручку.

Разумеется, явился супруг. Как всегда (в последнее время это случалось все чаще), некстати. Явно: только что проснулся. Волосы встрепаны, сам в небрежно запахнутом халате, зевает. На лице фирменная, снисходительная усмешечка:

– Все колдуешь?

– Дьявол, Гриша! – взорвалась она. – Сколько раз я тебе говорила?! Не врываться, если я закрываю дверь!

– Это мой кабинет, – небрежно отмахнулся муж.

– И не называй мой аутотренинг – колдовством! Я тебя тысячу раз просила! Это просто психотехника, спроси у Иннокентия Степановича, если не веришь!

– Но у тебя – когда бумажки свои пишешь – лицо, как у ведьмы! – ухмыльнулся он.

Подошел, покровительственно потрепал по щеке:

– Ладно, птичка моя, не злись. Кофейку мне лучше свари.

И шею вытягивает – силится разглядеть, что Адель написала.

Она поспешно перевернула листок. Вся просто кипела: всплеск чувств, оборванный на полуслове, даже хуже, чем вообще ничего.

Буркнула:

– Тетю Нину проси кофе тебе варить.

– Ох, Аделька, да что ты дерганая такая сегодня? – Он искренне не понимал. – Волнуешься, что ли?

– А ты бы не волновался? – сердито откликнулась она.

– Если б ты церемонию вручения «Оскаров» должна была вести! А то прямой эфир на местном телеканале. Тоже мне, челлендж!

Вечная его, самая любимая роль: снисходительный папочка. Играй, деточка, в свои игрушки, я не против. Но принимать их всерьез не буду никогда. Можно подумать, сам – оплот духовной культуры, сокровище нации. А на самом деле – автор песенок. Попса, три притопа, четыре прихлопа.

Но нельзя бунтовать против финансового столпа семьи.

Пока что все материальное благосостояние именно на муженьке держится. Квартира – просторная, четырехкомнатная – его. Машину ей тоже он купил. В отпуск на теплые моря возит, драгоценности дарит, против брендовых шмоток не бунтует, домработнице платит.

Потому Адель была вынуждена признать поражение – покорно вздохнула:

– Сварю я тебе сейчас кофе.

– Солнышко ты мое! – расплылся он.

Чмокнул ее в макушку.

Страшно всегда радовался, когда удавалось принизить жену, укротить ее норов. И, кажется, вправду думал, что он в очередной раз победил, супруга признала его главенство.

Адель давно уже с ним – самовлюбленным, косным и сексуально не слишком привлекательным – жила без радости. По-хорошему бы надо развестись, да еще, по возможности, кусочек имущества оттяпать, обзавестись собственной, пусть небольшой, квартиркой. Без денег, что муженек дает «на булавки», она обойдется – во-первых, не слишком тот щедр, а во-вторых, она и сама зарабатывает. Другое жаль. Ради мифической свободы терять статус. Все-таки Гришка, пусть не Чайковский, но композитор. Мотивчики его попсовые в их городке чуть не из каждой второй машины звучат. Популярность, соседи здороваются с пиететом. И в столице у мужа есть связи – тоже чрезвычайно полезно для ее далеко идущих планов.

А что жизни учит, высказывает свое мнение (всегда критическое) по поводу всех начинаний молодой супруги – раздражает, конечно, но, с другой стороны, даже приятно, что кому-то она небезразлична. В детстве-то, в школе, никто ею не интересовался. Попади она под машину – только подружки поплачут.

К тому же, если разведется – Иннокентий Степанович, наверно, больше ее видеть не захочет.

Иннокентий Степанович – Гришкин друг. Вместе с мужем когда-то в детский сад ходили, в школе учились. Сейчас тоже общаются. Заглядывают друг к другу в гости, вместе выпивают, вспоминают безумства молодости, обсуждают, как положено мужчинам, политику и женщин.

Казалось бы, что Адели до него? Иннокентий Степанович старше ее почти вдвое. Внешне невзрачен. Живет в месте романтичном – на скале, с видом на море, но домик – халупа халупой. Должность ничтожная – доктор в районной поликлинике. Одевается импозантно, но хороших рубашек у него, в отличие от Гришки, всего три (Адель пересчитала). Однако неожиданно для всех, особенно для собственного ее супруга, сложились у них очень теплые, доверительные отношения. Ничего сексуального, избави бог. Адель, может, не возражала бы. Но дядя Кеша – человек порядочный, никогда не позволит себе друга предать.

Началась их с Аделью симпатия на свадьбе. Гришка в торжественный день вел себя безобразно. В загсе-то держался соколом – нежно вел ее под ручку, растворял перед юной супругой двери. Зато в ресторане быстренько набрался и начал перлы выдавать – слушать тошно. Например, кричал одному из друзей:

– Ну? Какую кошечку я себе завел, а? Завидуешь?

А другому (очень пожилому, бедно одетому) назидательно втолковывал:

– Супружницу лучше всего бедную, молодую и глупую брать! Всегда тебе в рот смотреть будет!

А рядом жена того мужика стоит! Дама в возрасте! Естественно, все слышит!