Она и он

— Наконец, Палмер, вы считаете меня погибшей, потому что я несчастна! Ведь это очень жестоко, и вы заставляете меня остро почувствовать, как низко я пала!

Тереза закрыла лицо руками и разрыдалась.

Палмер не мешал ей плакать; понимая, как нужны ей слезы, он намеренно вызвал это отчаяние. Когда она успокоилась, он опустился перед ней на колени.

— Тереза, я причинил вам большое огорчение, — сказал он, — но вы должны простить меня, я сделал это из добрых намерений. Тереза, я люблю вас, я всегда вас любил, не слепою страстью, но со всею верою и со всею преданностью, на какие я только способен. Больше чем когда-нибудь я убедился, что ваша благородная жизнь испорчена и сломана по вине других. Вы в самом деле пали в глазах света, но не в моих глазах. Напротив, ваша любовь к Лорану доказала мне, что вы женщина, и вы больше нравитесь мне такой, чем вооруженной с ног до головы против всех человеческих слабостей, какою я представлял себе вас прежде. Выслушайте меня, Тереза. Я философ, это значит, что я считаюсь с разумом и терпимостью больше, чем со светскими предрассудками и романтическими тонкостями чувства. Если бы вы сделались жертвой самых пагубных заблуждений, я не перестал бы любить вас и уважать, потому что вы из тех женщин, которые могут сбиться с правильного пути, только повинуясь своему сердцу. Но зачем вам терпеть все эти бедствия? Я совершенно уверен, что если вы сейчас встретите преданное сердце, спокойное и верное, человека, не подверженного болезням души, которые иной раз неотделимы от великих талантов и часто свойственны плохим супругам, если вы найдете в нем отца, брата, друга, наконец — мужа, вы навсегда избавитесь от опасностей и горестей в будущем. Так вот, Тереза, я дерзаю сказать, что человек этот я. Во мне нет блеска, способного ослепить вас, но у меня верное сердце, и я люблю вас. Я безгранично вам верю. Если вы будете счастливы, значит, будете благодарны, а если вы почувствуете благодарность, вы будете верны мне и навсегда оправданны. Скажите «да», Тереза, согласитесь выйти за меня замуж, и согласитесь сейчас же, без страха, без угрызений совести, без ложной стыдливости, без недоверия к себе. Я отдаю вам свою жизнь и прошу у вас только одного: верьте мне. Я чувствую себя достаточно сильным, чтобы не страдать от слез, которые заставила вас проливать неблагодарность другого. Я никогда не упрекну вас за прошлое и берусь создать вам такое приятное и такое спокойное будущее, что никакая буря никогда не оторвет вас от моей груди.

Палмер говорил долго, с такою сердечностью, которой Тереза не знала за ним. Она пыталась поколебать его веру в нее; Палмер возражал, что она противится его уговорам лишь потому, что еще не вполне исцелилась от своей нравственной болезни, хотя и борется с ней. Она чувствовала, что Палмер говорит правду, но понимала также, что он хочет возложить на себя труднейшую задачу.

— Нет, — говорила она ему, — я боюсь не себя самой. Я не могу больше любить Лорана и не люблю его; но свет, но ваша матушка, ваша родина, уважение, которым вы пользуетесь, честь вашего имени? Я пала, вы сами сказали это, и я это чувствую. Ах, Палмер, не торопите меня! Меня слишком пугает все то, против чего вы готовы пойти ради меня!

На следующий день и потом уже ежедневно Палмер продолжал энергично настаивать. Он не давал Терезе передышки. С утра до вечера наедине с ней он напрягал всю силу своей воли, чтобы убедить ее. Палмер был смелым человеком, он повиновался первому побуждению; впоследствии мы увидим, права ли была Тереза, когда она колебалась. Ее тревожила стремительность, с которой действовал Палмер, его желание связать ее обещанием, чтобы она тоже принуждена была действовать.

— Вы боитесь моих размышлений, — говорила она ему, — значит, у вас нет той веры в меня, о которой вы все твердите.

— Я верю вашему слову, — ответил он, — иначе я не просил бы его у вас, но я не уверен, что вы меня любите, раз вы не даете мне ответа, и вы правы. Вы еще не знаете, как вам назвать свое дружеское отношение ко мне. Ну, а я знаю, что люблю, я не из тех, кто не решается заглянуть в себя. Моя любовь очень логична. У нее сильная воля. Она не хочет подвергаться риску, позволив вам погрузиться в размышления и думы, — ведь теперь вы в болезненном состоянии и можете не распознать своей настоящей пользы.

Тереза чувствовала себя почти оскорбленной, когда Палмер говорил ей о пользе. Она видела, что Палмер совсем не думает о своей, и ни за что не потерпела бы, чтобы он счел ее способной принять это самоотречение, ничем его не отблагодарив. Ей вдруг стало стыдно за себя в этой борьбе великодуший, в которой Палмер отдавал все, не требуя ничего взамен, и только просил, чтобы она приняла его имя, его состояние, его покровительство и его любовь на всю жизнь. Он отдавал все и в награду за это молил об одном: пусть она подумает о себе.