Она моя

Скольжу вокруг ее ядовитого язычка, по всей полости нежного рта, пока она не начинает сама ко мне жаться. Тогда устремляюсь ниже. К шее, по ключицам, упругой мягкости груди. Сминаю тонкую кожу, кусаю, прихватываю губами сосок. Всасываю со всей дури, которую, по всей видимости, храню в себе лишь для этой маленькой смертоносной девочки.

— Зачем ты трогаешь меня? — мычит и задыхается над моей головой Катерина.

Машинально прихватываю пальцами ее шею. Вытягивая, фиксирую, пока веду губами обратную дорожку к лицу. По пути действую не менее агрессивно. Оставляю на чувствительной коже кровоподтеки. Несколько раз прихватываю зубами острый подбородок.

Катя дрожит настолько, что ловить ее тело приходится. Вызывает желание сжать до хруста, закрепить в неподвижном положении и отогреть. Только она сама еще не определяется с действиями: то стучит по моим плечам кулаками, то ласково гладит ладонями, то притягивает к себе, то снова отталкивает и дальше кричит:

— Если ничего не значу, зачем трогаешь? Зачем?

Игнорировать этот надрыв невозможно.

Отрываюсь.

Выпрямляюсь, но не отпускаю.

Сталкиваемся взглядами. Дышим внатяжку. С нахлестом. Не успевая выдыхать, жадно вдыхаем.

Запах ее ловлю и клубящийся вокруг нас дурман.

— Затем, — давлю интонациями.

— Рвет тебя, да? — обличает натянутым хрипом. — Признайся! Признайся…

Затыкая ладонью ее рот, выдергиваю из петель череду мелких пуговиц и стаскиваю с дрожащего тела мокрый сарафан. Не прекращая трогать, ощущаю, как разогревается Катина кожа. Она по мне своими ладонями все это время тоже елозит. Мычит какую-то дичь, желая освободиться. Но я не хочу, чтобы она сейчас говорила. Не позволяя увернуться и отдернуть ото рта свою руку, крепко прикладываю затылком к навесному шкафчику. Тогда эта дьяволица, сверкнув глазищами, высовывает язык и касается им моей раскрытой ладони. Сладко зажмуриваясь, скользит зигзагами и кругами.

Лижет кожу. Прикусывает. Снова лижет.

Высекает искры. Кипучей волной с головы до пят окатывает. Ноги, мать вашу, слабеют. Да что там… Весь костно-мышечный корсет в подтаявшее желе превращается.

Выдаю реакции, содрогаясь всем телом. Склоняясь, словно прилетело в солнечное сплетение, с грубым матом отдергиваю ладонь.

— Признайся… Признайся… — шелестит царевна, закидывая руки мне за шею. Прижимается грудью к моей груди. Кожа к коже. Влажно. И уже горячо. Током шмалит. — Чувствую… Ты меня… Гордей…

— Молчи, сказал.

— Не буду… Не буду… Ты меня тоже… Тоже…

В непрекращающейся возне и пререканиях сдергиваю с нее трусы. Оставляя полностью голой, снова отстраняюсь и застываю, удерживая руками за плечи, чтобы насмотреться. Пожираю взглядом подрагивающую грудь со сморщенными сосками, подернутую мурашками кожу, плавные изгибы, бесстыдно раздвинутые бедра. Упираясь пятками в шкафчик, она пытается свести их. Я не позволяю. Придвигаясь, блокирую ладонями.

Поднимая залитые похотью глаза к Катиному лицу, распускаю ремень.

— Я буду кричать… — сообщает на выдохе, глотая гласные.

— Будешь, конечно.

Стянув брюки и белье, подтаскиваю ее к самому краю. Расчетливо вынуждаю хвататься за себя руками, чтобы не свалиться. Взяв в руку член, приставляю его к ее промежности. Визуально прослеживая, раскрываю влажную розовую плоть. Нет, не собираюсь лишать ее девственности. Существует масса других способов получить удовольствие. Не собираюсь и вдруг напираю, вталкивая в нее всю, мать вашу, головку. Катя громко и болезненно вскрикивает. В попытках ослабить давление, вновь инстинктивно упирается пятками в шкафчик и руками мне в плечи. Приподнимаясь, вытягивается надо мной полусогнутой дрожащей струной. А я замираю у той самой преграды, которую рушить не должен. Смотрю то вниз на свой член между ее половых губ, то в ее изумленное лицо. Забываю все разумные доводы, которые сам себе ежеминутно втираю.

Твою ж мать…

Сражаясь с волной безумной похоти, с хриплым стоном прикрываю веки.

Тяжело отступить, потому как внутри горит порыв не просто очередную разрядку получить. Нет, как ни торможу себя, ощущаю непреодолимую потребность лишить царевну невинности. Снести этот барьер. Ворваться в желанное тело. Пометить собой. Запятнать. Присвоить на пожизненное.

Это дикое стремление туманит сознание и шумным приливом распространяется по всему организму. Подавляя нервную систему, словно неизведанный вирус, задает телу команды, инициирует непроизвольные движения и мышечные сокращения.

Меня натуральным образом лихорадит. Изнутри и снаружи.

Сносит все блокпосты.

— Оттолкни меня, — сиплю на выдохе, прижимаясь к Катиному лицу.

— Ч-что?

— Давай! — рявкаю так, что она вздрагивает и выходит в новый круг затяжной дрожи. — Не позволяй мне. Отталкивай!

— Ты ненормальный! — кричит и с силой бьет меня в плечи ладонями.