Она написала любовь

— Думаю, именно такое впечатление он и хотел произвести. — Мужчина повел обнаженным плечом, и Талия не могла не заметить, как при этом перекатились под кожей мускулы. — Так было всегда. Но могу тебя заверить, что квартира моя, и все в ней, включая полотенце, в которое ты вцепилась, принадлежит мне. Как и кровать, в которой ты, судя по всему, спала. — Он говорил и с удовольствием наблюдал, как краска заливает ее лицо и шею. — К сожалению, иногда я вынужден позволять Киту здесь останавливаться.

— Я понимаю, что вы заслуживаете объяснений. Может, следует отложить разговор до более подходящего времени? В любом случае, причина, по которой я здесь… Мне нечего скрывать или стыдиться.

— Даже так? — Зеленые глаза смотрели на нее с откровенным цинизмом. — Ты пытаешься обмануть меня.

Он подошел к двери и снял с крючка банный халат.

— Я намерен принять душ. Можешь уйти или остаться здесь — дело твое. Но если бы ты приласкала усталого путешественника…

— Нет! — Талия схватила халат.

— Тогда иди, но предупреждаю, что все еще считаю твое вторжение в мою квартиру незаконным. — Увидев, как она закусила губу, он со злорадным удовольствием добавил: — Но кофе — черный, горячий, крепкий — может немного смягчить мое сердце.

— Это приказ?

— Скорее, пожелание. Которое тебе лучше бы исполнить.

Он с удовольствием наблюдал, как Талия пытается извернуться, чтобы надеть халат и избавиться от полотенца.

— Твоя скромность похвальна, но ты слегка переигрываешь. Я скоро присоединюсь к тебе за кофе. — Он выдержал паузу. — Даже не думай сбежать, потому что это разозлит меня.

— Вы хотите пересчитать ложки до моего ухода?

Мужчина стащил брюки и отшвырнул их ногой.

— Предлагаю встретиться на нейтральной территории в гостиной. Или у тебя есть идея поинтересней? — Он взялся за резинку трусов. — Похоже, идей нет.

Он стащил трусы и вошел в душевую кабину, а Талия ринулась вон из ванной, слыша за спиной низкий, раскатистый смех.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Даже не думай сбежать…

Если бы я могла, сказала себе Талия в смятении. Она включила кофеварку, достав из шкафчика чашку, блюдце и сахарницу, поставила их на поднос. Если бы мне было, куда бежать, ноги бы моей уже здесь не было. Мало того, все ее вещи оставались в хозяйской спальне, включая смену белья, оставленную на его кровати. Ей, так или иначе, предстоит встретиться с ним лицом к лицу еще раз. Вспомнив, как взгляд зеленых глаз скользил по ее мокрому обнаженному телу, Талия задрожала. А то, как он раздевался в ее присутствии…

Она в смятении подумала, что их договоренность с Китом Бенедиктом была устной, и при отсутствии хоть какого-нибудь документа настоящий хозяин квартиры вправе считать ее присутствие здесь незаконным вторжением.

Талия вдруг поняла, что ее смущало все это время. Ведь ей с самого начала показалось, что Кит Бенедикт не принадлежит этому месту. Квартира не соответствовала ему. Впрочем, не соответствует она и настоящему хозяину, с его трехдневной щетиной, грязной одеждой и спутанными волосами.

Звук льющейся воды стих. Талия украдкой заглянула в спальню — дверь ванной была закрыта, но она на всякий случай ретировалась в кухню. Поставив кофейник на поднос, она понесла его в гостиную, приказав себе не дрожать. Ведь она не преступница, и он должен понять это. Чтобы немного успокоиться, она включила телевизор.

На экране возникли кадры — на летное поле приземляется самолет, из которого выходит группа грязных, измученных мужчин. Талия уже хотела переключить канал, но вдруг застыла. Ее глаза расширились, когда она увидела, кто первым спускается по трапу.

Нет, не может быть!

«Счастливое возвращение домой группы специалистов, попавших в эпицентр гражданской войны в государстве Булеза, — рассказывал комментатор. — На пресс-конференции, состоявшейся сразу после приземления самолета, Марк Бенедикт, главный консультант проекта строительства моста, сказал, что их объект был основной целью оппозиционных сил и его, к сожалению, уничтожили».

Значит, Марк Бенедикт.

Талия услышала шаги за спиной.

— Господи! Вы оттуда? Из этой африканской страны, где началась война?

— Да. Но я не хочу вспоминать об этом. — Он взял из ее рук пульт и выключил телевизор.

Талия с трудом его узнала. Только потрясающие глаза остались прежними. Высокие скулы, ставшие заметными после бритья, прямой нос, волевой подбородок — красивое, слегка надменное лицо. В Марке Бенедикте была мужественность, которой Кит был начисто лишен. Шрам на щеке и другой, менее заметный, в уголке рта, не портили это лицо. Но он был не в ее вкусе.

Марк Бенедикт посмотрел на поднос, стоявший на журнальном столике.

— Во-первых, можешь убрать сахар и сливки. Я пью черный и несладкий. И принеси мне большую кружку, а не эту фарфоровую ерунду. Да, и раз уж ты здесь, захвати чашку и для себя.

— Не стоит, это ведь не светский раут.

— Многие вопросы решаются за чашкой кофе. Просто делай, что я говорю, мисс …?

— Пэйджет. Наталия Пэйджет.