Она (не) твоя

— Сергей Алексеич! — торжественно начал он, — в первую очередь хочу поблагодарить вас за такую прекрасную дочь, — он с теплотой взглянул на меня, затем — на Софию.

Папа одобрительно кивнул, встал напротив него и поднял бокал.

Кирилл приступил к поздравительной речи. Около полминуты говорил ему пожелания, и торжественно заключил:

— С юбилеем, Сергей Алексеич!

Мы чокнулись, я пригубила вино и приступила к своему обеду, вполуха слушая их разговоры о политике.

Первое время папа относился к Кириллу очень настороженно. Как и я, в принципе.

Далеко не сразу смогла впустить его в нашу с Софочкой жизнь. Первое время после родов справлялась с малышкой в одиночку, умудрялась продолжать работать на кафе и не просила ни у кого помощи. Разве что Дианка заглядывала иногда. То в аптеку сбегает, то в магазин.

А Кирилл как был моим начальником, так им и оставался. Не скрою, я видела в нем упрямое желание стать для нас кем-то большим. Всякий раз, приезжая за готовым заказом, он приносил подарки для Софии, задерживался у нас в гостях, чтобы поиграть с ней, мог по часу сидеть возле ее кроватки и, с улыбкой агукая, бренчать над ней погремушками.

Даже пару раз предлагал пойти погулять с коляской, чтобы я смогла отдохнуть.

Он советовал мне отказаться от работы, обещая, что обеспечит нас всем необходимым.

А однажды, приехав вечером с пышным букетом роз, завел разговор о серьезных отношениях.

Но… несмотря на все, что он для нас сделал, я была не готова.

Мое доверие к мужчинам дважды подорвано. И я понимала, что третьего раза уж точно не вынесу.

Хочет приходить? Пусть приходит, мне не жалко. Хочет дарить Софе подарки? Пожалуйста, я не против. Ему было приятно наше общество? И мне всегда в радость поговорить с ним за чашечкой чая.

Но бросаться в омут с головой — нет уж, дудки!

Мне вполне нравилось мое состояние: сердце больше не тревожилось от мысли, что тебе нужно под кого-то подстраиваться, кому-то угодить, кого-то ждать домой. Я любила находиться один на один с дочерью и наблюдать, как она меняется день за днем, смотреть, как засыпает у груди, как ее маленькие губки растягиваются в первой улыбке, как крохотные пальчики впервые сжимают погремушку.

И для счастья нам никто больше не требовался. Только я, она и наш тихий уютный дом.

Конечно, были и трудные дни. Когда у нее случались колики, мне приходилось посреди ночи звонить папе, и он мчался в аптеку за лекарством. Не раз соседи помогали мне поднять коляску на десятый этаж, когда, придя с прогулки, я обнаруживала, что не работает лифт.

А еще, сидя возле ее кроватки, меня часто терзали мысли, что я поступаю подло по отношению к Артему.

«Разве я вправе скрывать от него дочь?» — спрашивала я себя.

И однажды поделилась с Дианкой о своих переживаниях.

На что подруга ответила:

— Алис, дело твое, конечно. Поступай, как подсказывает тебе сердце. Но будь готова к тому, что когда София вырастет, она часто будет чувствовать себя отвергнутой. Я знаю, о чем говорю.

Глаза Дианки заслезились, она прерывисто вздохнула и медленно смяла в руке салфетку.

— Сколько слез я пролила, когда мои родители развелись и у отца родился сын в другом браке. Все его внимание в одночасье досталось ему. Мне было тогда десять, а я все помню, как сейчас, потому что детскую обиду просто так не вырвешь из сердца.

Подруга подняла на меня мокрые глаза, ее губы задрожали.

— И знаешь, эта душевная травма до сих пор не зажила. Хорошо помню, как мы с мамой встретили их в парке аттракционов. Папа катал на карусели моего сводного брата и был таким счастливым рядом с ним. А позже я узнала, что отец со своей новой семьей уехал на море. А меня он ни разу туда не возил, — горько усмехнулась Диана. — И… как попросилась к нему на новый год, тоже помню. А папа, знаешь, что ответил: давай на каникулах, Диан, к нам просто приехали гости, — пожала она плечами и всхлипнула.

Утерев рукавом уголки глаз, вымученно улыбнулась.

— Может, не знала бы я его, не росла бы с ним до десяти лет, то и не познала бы, что такое быть отодвинутой на второй план, что такое в один прекрасный момент стать ненужной для родного отца…

И после ее слов, всякий раз, держа на руках Софию и глядя на нее, я понимала, что не желаю для нее такой же участи. Не хочу, чтобы, когда она вырастет, задавала болезненные вопросы, почему папа живет с другим ребенком и с другой тетей. Почему ее берут только на выходной?

В конечном итоге это закончится так, как у Дианы: подруга лет с пятнадцати полностью потеряла связь с отцом, и они не общаются по сей день.

Я способна дать Софии любовь за двоих и вырастить ее счастливой девочкой, а не дочкой на выходные. Она никогда не узнает, что значит быть на втором плане. Моя дочь всегда будет только на первом! И только моя!

* * *

Однажды, ведомая любопытством, я зашла в соцсеть, чтобы посмотреть, нет ли у Артема и Маши фото из роддома. Не скрою, мне было интересно, кто у них родился. Но вместо фото обнаружила, что страница Артема удалена, а Маша сделала свой профиль закрытым.