Его мать? Безмерно потрясенная, я глаз от нее отвести не могла. Мягко ниспадающие на плечи волосы, удлиненные глаза с глубоким блеском, хорошей формы губы, прямой высокий нос, — от нее исходил внутренний свет, он прямо-таки пульсировал, насыщенный необычайной, почти божественной жизненной силой.
Мой взгляд становился бесцеремонным.
— И мне приятно познакомиться, — наконец-то выговорила я и улыбнулась в ответ,
— Теперь мы будем часто видеться, — сказала она приветливо и повернулась к Юити:
— Прости, но нынче мне не удастся улизнуть. Вот выскочила на минутку: мол, в уборную. Утром буду посвободнее. Надеюсь, Микагэ переночует у нас, — торопливо говорила она на бегу, ее красное платье мелькало в прихожей.
— Давай я тебя отвезу, — предложил Юити.
— Простите, из-за меня столько хлопот, — сказала я.
— Вовсе нет! Кто мог знать, что в нашем заведении сегодня столпотворение случится. Это мне следует извиняться. Ну, до завтра.
И она исчезла на своих высоченных каблуках, а Юити, крикнув: «Дождись меня, посмотри телевизор!», бросился следом, оставив меня с широко разинутым от удивления ртом.
Наверняка, приглядевшись, кое-какие приметы возраста непременно обнаружишь: морщинки, зубы с изъяном — все, чего с годами никто избежать не может. Но все-таки она невероятна. Что-то она со мной сотворила, что мне уже снова хотелось ее увидеть. Какой-то отсвет в сердце, отпечаток ее облика грел душу; я вдруг осознала: она живое воплощение того, что зовется словом «обаяние». Не так ли слепоглухонемая Хелен Келлер, только дотронувшись до воды, поняла, что это такое. И я вовсе не преувеличиваю: встреча эта меня и в самом деле буквально пронзила.
Вернулся Юити, позвякивая ключами от машины.
— Не могла уйти больше чем на десять минут, позвонила бы, и все, — сказал он, скидывая в прихожей ботинки.
Продолжая сидеть на диване, я сказала:
— Да.
— Похоже, тебя моя мама поразила, — заметил он.
— Она невероятно хороша! — честно призналась я.
— Разумеется, но… — Юити, улыбаясь, устроился передо мной на полу, — но… она ведь пластическую операцию сделала.
— Ах вот как, — заметила я с напускным равнодушием, — то-то мне показалось, что вы с ней совсем не похожи.
— И это еще не все, — продолжал он. сдерживая распиравшее его веселье. — Ты не поняла — она мужчина.
Ну, это уж чересчур. Онемев, я глядела на него во все глаза. Словно ждала: сейчас он улыбнется и скажет: «Шучу!». Эти тонкие пальцы, жесты, манера держаться… У меня дух захватывало, когда я вспоминала ее прекрасный облик, а Юити глядел на меня и потешался.
— Да, но… — я приоткрыла рот, — разве ты не говорил ей только что «мама то, мама се»?
— А как бы ты звала того, кто так выглядит, — «папа», что ли? — спросил он спокойно.
И то правда. Отличный ответ.
— Ну, а имя?
— Придумала. По-настоящему его Юдзи звали.
Почудилось, что глаза заволакивает белая пелена. Когда, спустя какое-то время, я готова была выслушать его рассказ, то первым делом поинтересовалась:
— Хорошо, а кто же тебя родил?
— Давно, в свою бытность мужчиной, совсем молодым, он женился. Его жена и есть моя мать.
— Даже представить себе ее не могу!
— Я и сам ее не помню. Она давным-давно умерла, мне и лет-то тогда всего ничего было. Осталась фотография. Показать?
— Да, — я кивнула, а он, не поднимаясь с пола, дотянулся до своей сумки, с шумом придвинул ее поближе, достал из бумажника старую фотографию и протянул мне. Женщина как женщина, ничего не говорящее лицо. Короткие волосы, маленькие глаза и нос. Что называется, без возраста. Я молчала.
Он сказал:
— Странная, правда?
Я улыбнулась в замешательстве.
— В детстве Эрико взяли в дом моей будущей матери, ну, вот этой, с фотографии. Не знаю почему, но росли они вместе. Мужчина он был хоть куда, пользовался успехом у женщин. Чего это он на девушке с таким лицом женился? — Юити с улыбкой разглядывал фото. — Но, видно, сильно к ней был привязан, даже долг свой перед приемными родителями презрел — они ведь убежали из дому.
Я кивнула.
— Когда моя настоящая мать умерла, Эрико работу бросил, я — совсем кроха — остался у него на руках. Тогда он и принял решение стать женщиной: уверен был, что никого больше в жизни не полюбит. Да и от застенчивости здорово страдал. Но делать все привык основательно, потому и операцию выбрал самую радикальную — и лицо изменил, и все остальное. На оставшиеся деньги был куплен бар, да и на мое воспитание хватило. Вот тебе и одинокая женщина!
Он улыбнулся.
— Какая поразительная жизнь прожита! — воскликнула я.
— Почему же «прожита», она еще продолжается, — усмехнулся Юити.
Можно ли ему верить, или он голову мне дурит?
Чем больше я узнавала об этих людях, тем меньше их понимала.
Но вот их кухне точно можно было верить. Пусть мать с сыном внешне и не похожи, но именно в кухне воплотилось их внутреннее сходство. И еще: когда они улыбались, их лица сияли, словно лик Будды. Куда уж лучше!
— Завтра с утра мне надо уйти, ты бери все, что понадобится.