Она под запретом

Я тихо смеюсь.

— Ты такой зануда, Арсений.

— Поговори.

Глаза начинают понемногу привыкать к темноте. Да, мы в моей бывшей комнате. Шкаф, стеллаж, туалетный столик с зеркалом. Всё, как я оставила.

Спина падает на что-то мягкое, раздаётся лёгкий скрип — Арсений кладёт меня на кровать.

— Шею можешь отпустить.

Слушаться я не тороплюсь. Когда ещё выдастся шанс так близко разглядеть его лицо и не испытывать при этом ничего похожего на страх? Сейчас я впервые совсем его не боюсь. В смысле вообще.

Челюсть Арсения сжимается — он недоволен. Синие глаза смотрят прямо в мои. Ощущать его кожу под своими пальцами так непривычно и странно. При желании можно даже погладить его волосы.

— У тебя, оказывается, очень красивые глаза. Я почему-то раньше не замечала. И губы тоже красивые. Смотрю и хочется их потрогать. Можно?

— Нет.

Но я всё равно тяну к нему руку. Подушечками пальцев касаюсь шершавой щеки, скольжу ниже к уголку его рта.

— Тебе можно меня трогать, а мне нет? — пытаюсь усмехнуться, но на деле выходит шёпот. — Как-то нечестно.

В комнате так тихо, что можно услышать его дыхание. Не знаю, чего я хочу всем этим добиться. Ничего, наверное. Просто делаю то, что приходит в голову в данную минуту. Во мне нет страха, нет комплексов, смущения и неуверенности. То, что мы сейчас вдвоём и я общаюсь с Арсением на равных, — это стимул не останавливаться. Завтра всё снова будет как раньше: он станет холодным, пугающим и недосягаемым, а я — той же смущающейся трусишкой. А пока воспоминания с танцпола ещё слишком свежи. Там он меня хотел как женщину, и я впервые я повела в счёте.

Мне нравятся его губы на ощупь. Они тёплые и упругие. От прикосновения к ним на коже появляются мурашки.

— И что ты делаешь? Опять нарываешься?

— Ты тоже можешь меня потрогать, — улыбаюсь, подаваясь вперёд подбородком.

Это совсем не настоящая я, но такой я себе нравлюсь. Смелой, безбашенной, соблазнительной. Мои руки свободны, потому что я больше не держу его шею. Но лицо Арсения по-прежнему близко, так что в губы проникает его дыхание.

Я ощупываю покрывало, пока не нахожу его кисть. Твёрдые пальцы, выступающие вены. Вспышки воспоминаний относят меня назад. Играет моя любимая композиция, и он совсем близко. Я чувствую потребность в продолжении. Хочу узнать, что могло бы произойти дальше. Всё равно это сейчас не по-настоящему.

Тяну ладонь к себе, прижимаю к животу, отчего кожа моментально загорается и возможность вздохнуть исчезает. Сердце качает кровь так усиленно, что она бурлит. Кажется, что нагреваются даже корни волос.

Дыхание Арсения утяжеляется и становится нестерпимо горячим. Его пальцы сдавливают мою кожу, проталкиваются выше и сильно сжимают грудь через топ.

— Ты, блядь, отрава, — сипло выдыхает он мне в подбородок, и потом случается невообразимое: его рот примагничивается к моему.

Меня словно молнией ударяет. Глаза распахиваются, а между ног разливается влажное тепло. Губы, которые были упругими на ощупь, сейчас требовательные и жёсткие, так же как и проникновение его языка. Тело превращается в оголенный нерв, по которому частыми разрядами бьёт ток. Во рту влажно, и между ног тоже. А ещё там так сильно ноет, что нет сил терпеть.

Я делаю то, что никогда бы не осмелилась в трезвой реальности: царапаю Арсению голову, тяну его за волосы. Щекочу его язык своим, сосу и глухо постанываю.

Тяжесть его тела выбивает из меня остатки воздуха, которого и без того очень мало. Арсения много, он твёрдый и тяжёлый. В оголённый живот вдавливается пряжка от его ремня, в бедро — его возбуждение.

Я закатываю глаза и выгибаю спину — он задирает мой топ. Его пальцы раскалённые и немного шершавые — по крайней мере, так они ощущаются, когда соприкасаются с сосками. И этот факт тоже меня поражает. Что между мной и им всё настолько интимно. Не отрезвляет, нет. Напротив, заставляет терять контроль. Арсений — это ведь запретное, недосягаемое. То, до чего даже при желании было невозможно дотянуться. И всё, что раньше меня в нём пугало, сейчас каким-то образом трансформировалось в бешеную химию. Его резкость, грубость и самоуверенность превращают нашу близость в потребность.

Плотная ткань юбки больно впивается в бёдра — я развожу колени, чтобы обнять его ногами. Это мне инстинктивно так хочется. Прижаться к нему промежностью и бесстыдно тереться, чтобы облегчить требовательное нытьё. Пожалуй, впервые у меня нет возможности думать — ощущений и эмоций слишком много, они по-животному захлёстывают меня.

У Арсения широкие плечи, покрытые мышцами. Я скребу их через рубашку, тихо взвизгиваю, когда он прикусывает мою грудь.

— Ты сама начала, дурочка. А могла бы спокойно спать.

Я протяжно всхлипываю, когда места укуса касается его язык. Кожу стягивает покалыванием, напряжение в животе становится почти болезненным.

— Ещё, — умоляюще сиплю я и в отчаянии царапаю ногтями его затылок. Хочется большего, хочется его подтолкнуть. Я сама не знаю к чему. Просто сейчас мне мало. Я хочу новых запредельных ощущений.