Она развалилась. Повседневная история СССР и России в 1985—1999 гг.

Также программа «Гражданское общество» поддерживала газеты и интеллектуальные центры по всему Союзу – в Киеве, Ташкенте, Ереване, Новосибирске, Крыму, Саратове, Донецке, Риге. В конце девяносто первого года Сорос сказал, что раз демократия победила и Егор Гайдар во главе российского правительства, то надо сотрудничать с ними. Я отказался – считал, что нужно опираться на низовую активность. К тому же мне не нравилось начавшееся сотрудничество Сороса с националистами Украины и других постсоветских государств. Мне не нравилась экономическая политика Гайдара и его ленинградских экономистов – я общался с ним еще в восьмидесятых. В обществе доминировало ощущение, что достаточно принять европейские законы, чтобы в СССР, а затем в России возникло европейское общество. Протест против либерализации начался, когда отпустили цены и население обнищало. Но было уже поздно – Ельцин утвердился во власти, и общество стали ломать через колено.

«Яблоко»

В девяностом я участвовал в работе оргкомитета движения «Демократическая Россия» и видел, что это популистское движение, которое вытаскивало на свет нереализуемые лозунги и обращалось к Ельцину, как к «своему». Хотя Ельцин, набрав популярность, видел их известно где в белых тапочках. К осени девяносто второго года сложилось впечатление, что не только Союз распался, но и Россия идет по этому пути. Я решил вернуться в политическую жизнь. Павловский помог организовать встречу с Григорием Явлинским.

В девяностом я резко выступал против его программы 500 дней[24]. Подобный план реформ похож на то, как заполненный автобус на скорости разворачивают в обратном направлении. У нас до сих пор есть госсобственность, а тогда предлагали абсолютно всё приватизировать за 100 дней. Явлинский первоначально не отозвался, но Юрий Болдырев пообещал помочь – тоже хотел активности. В мае девяносто третьего Павловский послал за мной машину – мы встретились с Явлинским на даче у историка Михаила Гефтера и проговорили семь часов. Договорились, что я помогаю в его президентской кампании, а он мне – в создании фракции в Верховном Совете.

Через полгода – госпереворот и указ № 1400. Я пытаюсь убедить Григория, что если уж он хочет быть политиком, то пусть обратится к народу с требованием собрать Совет Федерации, который призовет к одновременной отставке парламента и президента. В ответ что-то невнятное, а вскоре он призвал Ельцина подавить «путч». Я перестал с ним связываться, но 8 октября он позвонил мне, сказал, что готов исправлять ошибки, и просил меня вернуться к проекту парламентской фракции. С этого началась партия «Яблоко»[25].

На государственной должности

Когда я стал депутатом в девяносто третьем году, в руках появился серьезный инструмент, чтобы помогать беженцам и «Гражданскому содействию». Я получал от организации казусы и писал письма – мне как депутату никто не имел права отказать. За время депутатства я отправил 15 тысяч запросов – сначала беженцы из Армении и Азербайджана, потом турки-месхетинцы, абхазы и осетины, затем началась чеченская волна беженцев. Только депутатским запросом можно было добиться, чтобы детей взяли в школу и обеспечили беженцев медобслуживанием.

Перед избранием в Думу я руководил аналитическим центром Министерства по делам национальностей. Министр прислушивался ко мне, а коллектив не принимал человека ниоткуда. Коллектив состоял из докторов наук, а я как бы от сохи, у меня даже не было диплома о высшем образовании. В Думе добился принятия норм закона по переселенцам и инициировал комитет по делам СНГ и соотечественникам. В рамках комитета я добился выделения средств на космодром Байконур. Депутаты не хотели финансировать из бюджета космическую программу, и я долго объяснял, почему это уже не может быть бесплатным. Декларация о поддержке российской диаспоры и о покровительстве российским соотечественникам, с таким трудом проголосованная Госдумой, не получила развития в следующем созыве.

В комитете по делам СНГ у меня не заладились отношения с председателем, который стремился к расчленению Украины и Грузии, аннексии Крыма, Донбасса, Абхазии. Я же считал, что нужна дружественная стабильная и целостная Украина, настаивал на подписании договора и признании границ. Киев должен быть политическим союзником Москвы, а если мы отняли бы тогда Крым, то навсегда бы потеряли соседа. Другое дело, наша политика и так привела к утрате влияния. Теперь я иначе отношусь к проблеме Крыма: обеспечить достойную жизнь крымчанам в постмайданной Украине было бы невозможно. Из гуманитарных и геополитических соображений присоединение Крыма стало естественным шагом.