Она уже мертва

Тот, кто поселился в Белкиной голове, приветливо машет из своего закутка в аналитическом отделе. Лица его по-прежнему не видно, зато хорошо видна рука с татуировкой, торчащей из-под закатанного рукава:

Когда они познакомятся поближе, Белка обязательно спросит, что означают эти иероглифы.

А тот, кто поселился в Белкиной голове, станет ли расспрашивать о произошедшем здесь, в этом доме? Наверное, ведь он не отличается деликатностью. Он напрочь лишен свойств, необходимых для того, чтобы поддерживать контакты с внешним миром на должном уровне. Для того, чтобы встреча с ним не вызывала досады, насмешки или просто неприятных воспоминаний. Впрочем, не Белке судить того, кто поселился в ее голове. Она и сама избавилась от нескольких важных свойств, и все это произошло за последние полчаса. Ничем другим не объяснить ту холодность и отстраненность, с которыми она обшаривает карманы мертвой Таты (ключ, похожий на тот, которым она отпирала входную дверь «Mariposa», нашелся!), подбирает пистолет, выпавший из рук художницы.

Для чего ей нужен этот чертов пистолет?

Чтобы склонить на свою сторону малышей.

Белка находит их на первом этаже в обществе бутылки с виски «White Horse» и двух чашек. Использованные чайные пакетики валяются на столике, где прежде стояли шахматы: выглядит это не очень аппетитно, неопрятно, но чего еще ожидать от младших детей?

– Бэнг-бэнг-бэнг! – громко произносит Белка, стоя на середине лестницы и направив пистолет на Алю с Гулькой.

Клинические идиоты, окопавшиеся в креслах, вздрагивают и синхронно поворачивают головы. Гулька часто-часто моргает, его лицо вытягивается, он силится что-то сказать, но не может произнести ни слова. Аля, напротив, обезоруживающе улыбается.

– А где Татусик? – невинным голосом спрашивает она.

– Там же, где и все остальные.

– В гостиной? – до Али все еще не доходит смысл сказанного Белкой. – Она спустится к нам?

– Может быть. А может быть, и нет.

Никита (он явно умнее, чем его глупышка сестра) несколько секунд раздумывает: имеет ли смысл расспрашивать Белку дальше или лучше остановиться на уже полученных сведениях.

– Вы о чем-то договорились? – наконец произносит он. – Если договорились – я не против. И Алька тоже. Правда, детка?

– Нуу… Я не знаю…

– Мы не против. Не против.

– Хорошо. Пусть будет так. Хотя ты и пришла на все готовое, Белка… Но пусть будет так. Когда мы получим свои деньги?

Проклятье! Белка не может стрелять в детей, пусть и порочных, для которых границы между жизнью и смертью, добром и злом не существует, Она не может стрелять в детей!

Проклятье!

Пистолет выскальзывает из Белкиных пальцев и с грохотом катится вниз по ступеням. Если бы сейчас прозвучал выстрел и пуля, срикошетив, уткнулась бы в ее сердце, Белка посчитала бы это лучшим исходом. Божьим даром.

Избавлением от мира, в котором больше нет Повелителя кузнечиков.

Но ничего подобного не происходит. Скатившись вниз по ступеням, кусок смертоносного металла замирает, одинаково недостижимый ни для Белки, ни для малышей. Впрочем, они вовсе не торопятся броситься к нему. Они даже не изменили поз и теперь как зачарованные наблюдают за Белкой.

Уже возле самой двери ее настигает запоздалый детский вопрос Никиты:

– Эй! Скажи, что нам теперь делать? Эй!..

* * *

…Дождь, который лил всю ночь, и весь предыдущий день, и все двадцать два года – с того самого августа, ознаменованного одной смертью и одним исчезновением, – кончился. А Белка даже не заметила этого. Как не заметила крупных звезд, усеявших небо. Если завтра взойдет солнце – она тоже этого не заметит, Белка знает это точно. Отныне таких вещей, как солнце, море, запах айвы, запах птичьих перьев, больше не существует. А есть только мертвые дельфины и мертвые дети. Белка проявила малодушие, ей хватило сил лишь на то, чтобы послоняться по пристани, но в приготовленную для нее лодочку она так и не села.

Непростительная ошибка. Непростительная.

Она не села в лодку, а значит, встреча с Сережей откладывается на неопределенное время. Но и это неважно, она привыкла ждать, подождет еще немного. «Что нам теперь делать?» – спросил у Белки Никита.

А что делать ей?

Собрать вещи и вернуться в Питер. А до этого вызвать, наконец, полицию. Перспектива длительных допросов не пугает Белку, все то время, что будут идти эти чертовы допросы, она проведет не в одиночестве. Одиночество наступит потом, такое глухое и безнадежное, что единственный способ спастись от него – снова оказаться на пристани, в ожидании Корабля-Спасителя.

Белка так погружена в мысли о нем, что не слышит лязга открываемой калитки. Она приходит в себя лишь тогда, когда видит темную фигуру в проеме. Разглядеть ее в подробностях невозможно, но, кажется, это мужчина.

– Белка?

Голос кажется ей знакомым. Самым знакомым на свете.

– Я… не понимаю… кто вы?

– Давай знакомиться. Я – Сережа.