Она уже мертва

С приездом Сережи Парвати заметно изменилась, хотя по-прежнему носит темные платья. И рук у нее поубавилось, но те, что остались, заняты Сережей. Мысли Парвати тоже заняты Сережей, они витают где-то на уровне ушей мерина Саладина, и выше – там, где над лошадиным стойлом, в ворохе пожухшего сена, расположился Повелитель кузнечиков.

С тех пор как он приехал, бабка ни разу не брала в руки лозину, и железная дисциплина, установленная ею, затрещала по швам. Но и анархии не случилось: младшие дети все так же отправляются спать после обеда, Шило и не думает сбегать в Турцию на надувном матрасе, как грозился. К вечерним отлучкам Асты все давно привыкли, и никто больше не гнобит старших за их нежелание обедать и ужинать вместе со всеми.

У старших могут быть свои дела.

У Белки нежданно-негаданно тоже образовалось дело: следить за тем, чтобы никто не побеспокоил Сережу. А желающих сойтись с ним на короткой ноге – немало, начиная от неугомонного Шила и заканчивая МашМишем. Даже Лазарь, ни к кому не приближающийся на расстояние меньше двух метров, – даже Лазарь был застукан Белкой в опасной близости от Сережи.

Сережа и Лазарь играли в шахматы.

При этом Сережа делал ходы молниеносно, а Лазарь, прежде чем переставить фигуру, раздумывал по полчаса. Сережа не торопил соперника и не выказывал никакого неудовольствия. Он занимался своим обычным делом: читал книжки и что-то записывал в пухлый блокнот. Книжек в руках у Сережи может быть и две, и три. Белка пыталась заглянуть в них, чтобы понять, чем интересуется Сережа, но из этой затеи ничего не вышло. То есть заглянуть – получилось, а вот понять – нет. Иероглифы, английский, какие-то формулы и рисунки. Рисунки называются диаграммами и графиками, что-то похожее иногда по вечерам вычерчивает папа.

– …Мат, – сказал Сережа Лазарю, не отрываясь от книжки.

– Э-э… Как это у тебя получилось? – обычно не проявляющий никаких эмоций Лазарь закусил губу и почесал в затылке.

– Получилось.

– Давай еще раз.

– Не сегодня.

– Когда?

– Когда я соскучусь по шахматам.

Видно было, что Лазарь не удовлетворен ответом, зато Белка торжествовала. Все то время, что она наблюдала за игрой, ее не покидало чувство, украденное прямиком из глаз Парвати: ревность. Что, если Сережа возьмет себе за правило играть в шахматы часами, как это делает Лазарь? Тогда они сблизятся и… не-пришей-кобыле-хвост и седьмая вода на киселе займет в сердце Сережи то место, которое по праву принадлежит Белке. Ведь они с Повелителем кузнечиков – двоюродные брат и сестра, а Лазарь ему даже не родственник. И потом – именно Белка первой из всех увидела Сережу на веранде, именно про Белку он сказал: «Этой – можно!» – именно ей он уступил шкиперскую, а Лазарь – никто, жалкий паучок-кругопряд!

Делить Сережу с Парвати – еще куда ни шло, но делить его с Лазарем…

Хорошо, что Сережа так быстро избавился от шахматной лихорадки, иначе Белка додумалась бы до злых и несправедливых вещей, за которые потом ей было бы стыдно. А так она осталась хорошей девочкой, а всем хорошим девочкам полагается награда. Общение с Сережей, за которое Белка готова отдать не только гипотетически принадлежащие ей папины наручные часы, но и поездку на Борнео в отдаленной перспективе.

Это общение сводится к нескольким минутам в день, так что самый первый их разговор на веранде оказался и самым длинным. Но сдаваться Белка не намерена, оттого и придумала гениальный в своей простоте план, позволяющий видеть ее персонального бога чаще.

Первая часть плана состоит в окучивании Парвати.

– Я на секунду, – деловито заявляет Белка, врываясь на кухню. – Сережа попросил чего-нибудь вкусненького.

– Пирожков?

– Ага.

Парвати говорит о том, что первым приходит в голову, и о том, что она готовит именно сейчас. Это могут быть пирожки, или плацинды с брынзой и зеленью, или ватрушки, или сдобный рулет с маком. Белка соглашается на все, ведь главное – получить от бабки заветную тарелку с вкусностями, всегда одну и ту же, Сережину. Ничего примечательного в ней нет, да еще кое-где сколоты края. Но когда она пустеет или еще не наполнена, на самом дне можно прочесть надпись:

«НЕ ТРОНЬ МЕНЯ!»

Несмотря на строгое фарфоровое предупреждение, характер у тарелки покладистый. Она безропотно переносит общество пирожков и руки Парвати. После того, как пирожки уложены в несколько рядов и прикрыты белоснежной салфеткой, «Не тронь меня!» перекочевывает к Белке, уже готовой к осуществлению второй части плана.

По пути к сеновалу Белка обязательно срывает маленький цветок маттиолы и кладет его сверху, на салфетку.