Она уже мертва

Одно из двух – либо это искусная имитация дверного косяка в спальне Парвати, либо Сережа просто выломал его в старом доме и со всеми возможными предосторожностями перенес в новый. А вот этого на косяке точно не было:

ИЛЮША

Кто такой Илюша? Кто-то очень маленький и любимый, во всяком случае, гораздо более любимый, чем Петр, Павел и Чеслав. К ним относятся намного строже, чем к Илюше, их не балуют уменьшительно-ласкательными именами, им устраивают выволочку из-за плохих оценок по арифметике и русскому или из-за порванной в драке рубашки. А Илюше прощается все.

Потому что он – малыш, дитятко, крошка.

Но зарубка на дверном косяке говорит об обратном. Она – выше всех других зарубок, неизмеримо выше, стратосферно, а может, звездно, инопланетно, вот и получается, что Илюшу никому не достать, никому с ним не сравниться. Совсем как… с Сережей, вот Белка и вспомнила. Имя над чертой было старательно затерто, а теперь появилось. Кто такой Илюша? У Белки есть кое-какие соображения на этот счет, но подтвердить или опровергнуть их может только Сережа.

Ноябрь. Шило

…Она была абсолютно уверена, что руки «умного дома» дотянутся и до комнаты за ширмой, но там ее поджидала темнота. Минуту или две Белка простояла в уверенности: лампы вот-вот вспыхнут и осветят пространство. И она наконец увидит Сережу. Но свет все не зажигался, а глаза отказывались привыкать к темноте: так бывает в местах, где нет окон. Главную ошибку она совершила в тот момент, когда вошла сюда и захлопнула дверь за собой. Вернее, ее захлопнул невесть откуда взявшийся сквозняк, но Белка поначалу не придала этому значения. А когда, так и не дождавшись света, попыталась приоткрыть дверь, – та не поддалась.

Ее снова накрыло волной безотчетного детского страха. Пожалуй, Белка даже закричала бы, заколотила кулаками в глухо-безразличное дерево, останавливало лишь одно: вдруг Сережа притаился в комнате и только и ждет, что она даст слабину. Не выйдет, голубчик.

– Не выйдет, голубчик! – громко произнесла она. А затем неуверенно добавила: – Сережа?

Никто не ответил ей. Темнота угрюмо молчала.

– Это такая игра, да?

Если и игра, то Белка к ней совершенно не готова. Она не могла ошибиться с направлением, она пришла именно туда, куда послал ее Сережа, – и что же застала? Пустоту. Все ее мечты о Сереже – пустой звук, и вся прошедшая жизнь суть пустыня, только без цветущих красным саксаулов, без грузовичка Байрамгельды. Она все еще топчется в расщелине, где когда-то подслушала МашМиша; ползает по гроту, где когда-то нашла мертвого Лазаря. Она никак не может выпростаться из ледяных объятий того кошмарного лета, август и не думает заканчиваться…

Где-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, совой ухнули часы, и Белка вздрогнула. Удар был один-единственный, так обычно дают знать о себе пятнадцатиминутные промежутки. Она хорошо помнила это по часам в бабкиной гостиной. Но комната, в которой она оказалась, не может быть гостиной, но даже если и так, невидимый механизм никогда не являлся ее частью. Белка прекрасно знает, куда переселились те часы, – в Лёкину мастерскую…

Какая же она дура!

До сих пор не воспользовалась импровизированным фонариком, который лежит у нее в сумке! Вынуть телефон и активировать нужную функцию оказалось секундным делом. Единственное, что расстроило Белку, – заряд на телефоне явно приближался к критической черте, так что света хватит ненадолго. И если выход не будет найден…

Выход обнаружился, стоило только узкому лучу разрезать тьму: корабельный фонарь! Родной брат фонаря из шкиперской, абсолютный его двойник. Такой же облупленный, похожий на старинную фотокамеру. Фонарь стоял на громоздком сундуке, в котором Белка без труда признала сундук Парвати, что стоял когда-то в подвале-цугундере. На сундук падала тень от напольных часов, самого высокого предмета в комнате. Остальные были намного меньше – фибровые чемоданы, саквояжи, сундучки: в это странное место переместился не только цугундер, но и подвал!

Она ничего не забыла, ровным счетом ничего. На сундуках и фибровых чемоданах должны быть буквы:

П.

В.

С.

Ч.

еще одно П.

и еще одно С.

Детство отпрысков Парвати надежно спрятано в них, замуровано, закрыто на пудовые замки. Справиться с ними двадцать лет назад Белке так и не удалось, – вдруг получится сейчас?… Луч фонарика мазнул по стенам и заиграл тысячью бликов; стены, против ожидания, оказались не отштукатуренными и не белыми. Скорее – антрацитовыми, как будто вся комната была выдолблена в скальной породе. Это живо напомнило Белке расщелину в маленькой бухте. Сходство усиливалось за счет гальки, которой был усыпан пол. Чего добивается Сережа? Для каких целей выстроил столь помпезную декорацию? Ответ может дать лишь он сам.