Она в моем сердце

Передо мной была картина в стиле знаменитого «Крика» Мунка. Женское лицо, перекошенное от ужаса, раскрытый в немом крике рот. Черты искажены, но узнать их не трудно. Особенно мне. Мое лицо. Или Виолы. Художник написал ее портрет? К тому моменту, когда Виола здесь появилась, художник уже умер. Значит… значит, картину она написала сама. Такое мог создать лишь человек, которого переполняет ужас и безграничное отчаяние. Это и в самом деле крик, крик о помощи. Я была так поражена, что совсем забыла, где нахожусь. Дверь внезапно распахнулась, я едва успела сунуть картину на прежнее место, сделала шаг к двери и застыла, стиснув руки.

– Решила продолжить экскурсию? – криво усмехнулся Алекс, входя в комнату.

– Стало интересно, что ты здесь прячешь.

– Грязные носки?

– Ты на редкость аккуратен.

Он стремительно приблизился, толкнул меня к стене и теперь держал руку на уровне моей головы, навалился грудью так, что невозможно было пошевелиться. И уставился в глаза.

– Замашки у тебя, в точности как у сестрицы, – сказал зло.

– С чего ты взял, что мы сестры? – пролепетала я, едва держась на ногах от страха.

– Ваше удивительное сходство, дата рождения… она подкидыш, и ты, скорее всего, тоже. Угадал? – Тут он вновь усмехнулся и продолжил насмешливо: – Может, все-таки заглянешь в спальню, это лучше, чем строить из себя сыщика.

– Почему ты не хотел, чтобы я увидела картину? – как можно спокойнее спросила я.

Он вздохнул, отстраняясь.

– Потому что это дерьмо, а не картина. Уж точно не шедевр.

– Зачем тогда хранишь?

– Из сентиментальных чувств.

– Не возражаешь, если я еще раз на нее взгляну? – сказала я, приходя в себя.

– Любуйся на здоровье.

В нем чувствовалось внезапное безразличие, точно он на все махнул рукой. Я достала картину и поставила ее на подоконник. Теперь свет падал на изображение со всех сторон, и я смогла рассмотреть детали. Лицо девушки бледное, с зеленоватым оттенком, выступало из темноты, бестелесно парило в этой черной мгле… Однако чуть ниже мгла становилась проницаемой. Яма, нет, скорее, комната без окон и дверей… темница, наконец-то нашла я подходящее слово. Слева что-то, похожее на нары, справа стол, на нем кружка. Что Виола хотела этим сказать? Она узница, приговоренная к пожизненному заключению?

– Как впечатление? – спросил Алекс, стоя рядом.

– Жуть во мраке, – хмыкнула я, желая разрядить обстановку.

– Исчерпывающее определение, – кивнул он.

– Я думаю – это послание.

– Серьезно?

– Она любила тебя, и жизнь без твоей любви казалась ей адом.

– Да ты перещеголяла меня в сентиментальности.

– Давно у тебя эта картина?

– Она отправила мне ее за неделю до своей смерти… На единственный известный ей адрес. Меня там уже не было. Картину я получил только в марте.

– И что?

– В каком смысле?

– Не пытался позвонить Виоле?

– Ты, видно, запамятовала: я не хотел ее видеть, ничего слышать о ней тоже не хотел. И звонить ей мне бы в голову не пришло.

Я повернулась, на этот раз без всякого страха, заглядывая в его глаза.

– Что она сделала на самом деле?

– На самом деле? – переспросил он.

– Либо рассказ о вашей любви грешит неточностями, либо ты и впрямь сукин сын без сердца.

– Хорошо, я – сукин сын, – засмеялся он. – Припадок женской солидарности? Милая, это художественное дерьмо не имеет никакого отношения к ее истинным чувствам. Девушка обожала интересничать. Чувствительная натура, не понятая жестоким миром. Все прочие ее шедевры с тем же подтекстом. Жаль, что ты их не видела. То она в образе мадонны, то чертовки с кровавой слезой на щеке… Идею этой она просто слямзила.

Я не очень-то обращала внимание на его слова, занятая другим.

– Здесь что-то написано, – нахмурилась я, ткнув пальцем в картину. Теперь я была уверена, на стене темницы как будто нацарапано несколько слов. – У тебя есть увеличительное стекло?

– Не зарывай свой талант в землю, – хмыкнул он. – Тебя ждет блестящее будущее на ниве частного сыска.

– Есть или нет? – разозлилась я.

– Обзавелся, – съязвил он. – Как раз на такой случай.

Алекс вышел из комнаты и вернулся с лупой в оправе из металла, протянул ее мне.

– Не мучайся, – сказал, наблюдая за тем, как я склоняюсь к картине, чтобы прочитать надпись. – Здесь два имени. Вика Семенова и Надя Градская.

Так и есть. Я без труда смогла прочитать надпись.

– И что это значит? – выпрямляясь, спросила я. – Тебе что-то говорят эти имена?

– Ровным счетом ничего.

– Но зачем-то она их написала и отправила картину тебе.

– Точно. Вот только я понятия не имею, зачем.

– Придется выяснить.

– Я весь внимание, очень интересно, как ты это сделаешь.

– Для начала установим, кто эти женщины, существуют ли они в реальности.

– Ты не поверишь, но я и сам до этого допер.

– И что? Никаких сведений?

Алекс едва заметно поморщился.