Читаем Она в отсутствии любви и смерти полностью

И почему ты опять в брюках? Я ведь просила тебя приучаться ходить в нормальной юбке. Тебе в институт на экзамен скоро идти!

Она (миролюбиво). В юбке у меня ноги голые. Это меня очень смущает. (Ставит тарелку.) Спокойной ночи. (Закрывает дверь, подходит к магнитофону, щелчок, включила запись.)

Мать (распахнув ее дверь). Ты сразу скажи… ты решила проваливаться в институт, двоечница? (Кричит.) Выключи этот проклятый магнитофон! (Орет.) И почему ты не ответила – что с твоей рукой?!

Она . Я никогда не была двоечницей. Кстати, я заметила, что люди, не знающие языка, когда они разговаривают с иностранцами, кричат. Им почему-то кажется, что так их поймут.

Мать ( вдруг спокойно) . Мне не нравятся твои встречи с Эрикой. Меня очень заботят твои ночные возвращения с порезанными пальцами. Короче – все.

Она . Не поняла.

Мать (помолчав) . Я пошла к Наденьке… к твоей любимой подруге…

Она . Я не хочу слушать.

Мать (продолжает) … твоей ближайшей подруге Наденьке, которая, правда, не знает, что она твоя ближайшая подруга. И она мне сказала, что Эрики больше нету.

Она . Мама!

Мать . Да, Эрика внезапно уехала к себе во Львов. Эрика абсолютно неожиданно вернулась к родителям, слышишь? И вообще мне надоели все твои глупости. У тебя через два дня экзамены! С завтрашнего дня ты будешь учиться! Эрика во Львове!

Она … Еще одна… подлость.

Мать . Милая, я знаю жизнь. К сожалению, ты у меня сумасшедшая, и я не хочу, чтобы дело кончилось… первым встречным!

Она (сухо). Капитаном.

Мать . Что… ты сказала?

Она . Я ничего не сказала… Это ты говоришь. Это ведь ты хочешь сделать мне больно?

Мать (молча выходит из ее комнаты и начинает стелить свою постель). О Боже! Как мне надоело разбирать эту постель… (Задумалась и добавила как-то устало.) Знаешь… я виновата, что родила тебя сразу и без сердца и без мозгов. Я постараюсь исправить это, как могу. Ложись спать. И больше ты никуда не выйдешь из дому, пока не сдашь экзамены. ( Ложится в постель.)

Она (укладываясь в кровать, включает магнитофон). Письмо двадцать третье. «Итак, сегодня я потеряла сразу вас и Эрику. Я в пространстве, никого вокруг… О нет! Ничего подобного… Ведь слово осталось. Утром, перед приходом к вам, я включила магнитофон и машинально бормотала что-то. Потом мне пришло в голову прослушать свое бормотанье… Это было одно слово, повторяемое на разные лады. Я испугалась. Я записала тотчас музыку на этом слове. Отмотала ленту, включила. Но это слово тихо звучало сквозь музыку. И в панике я сожгла эту ленту. Смешно! Люди стесняются этого слова! У меня есть теория: человек прочитал определенное количество рассказов, человек наблюдал вокруг, человек знает – сначала должна быть любовь, чтоб потом была свадьба. Человеку нужна свадьба, и человек идет не от причины к следствию, а – наоборот: рядом есть объект, подходящий для свадьбы… значит? Значит – я его люблю! Так просто! Ион вынужден говорить то, чего не чувствует. И оттого людям так неудобно произносить это слово, и оттого люди привыкли стесняться его. Они стесняются своей лжи… Но почему же осталось это слово у меня после всего?!

Мать молча входит в ее комнату, выдергивает шнур у лампы. Темнота. Возвращается к себе и долго ворочается в постели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано
Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано

«Я стою у ресторана…» — это история женщины, которая потеряла себя. Всю жизнь героиня прожила, не задумываясь о том, кто она, она — любила и страдала. Наступил в жизни момент, когда замуж поздно, а сдохнуть вроде ещё рано, но жизнь прошла, а… как прошла и кто она в этой жизни, где она настоящая — не знает. Общество навязывает нам стереотипы, которым мы начинаем следовать, потому что так проще, а в результате мы прекращаем искать, и теряем себя. А, потеряв себя, мы не видим и не слышим того, кто рядом, кого мы называем своим Любимым Человеком.Пьеса о потребности в теплоте, нежности и любви, о неспособности давать всё это другому человеку, об отказе от себя и о страхе встречи с самим собой, о нежелании угадывать. Можем ли мы понять и принять себя, и как результат понять и принять любимых людей? Можем ли мы проснуться?

Эдвард Станиславович Радзинский

Драматургия / Драматургия