Она неловко выпивает воду большими глотками и хватается рукой за голову. Теперь он замечает у нее на щеке красный след. Наверное, муж у нее не только пьяница, но и подлая скотина. Хотя это больше похоже на увесистую пощечину, а такой человек, как майор, наверняка ударил бы кулаком. Саймон чувствует прилив снисходительной жалости, которая в данной ситуации неуместна. Ведь эта женщина – всего лишь его хозяйка, к тому же он совершенно ее не знает. Он не желает менять этого положения вещей, но в его сознании всплывает непроизвольный образ – без сомнения, вызванный видом беспомощной женщины, лежащей на его смятой постели. Это образ миссис Хамфри: в полузабытьи она взмахивает в воздухе руками, без корсета, в разорванной сорочке, ноги – что любопытно, в ботинках – судорожно взбрыкивают, а сама она слабо постанывает; между тем на нее с яростью наваливается какой-то громила, совершенно не похожий на Саймона. Впрочем, сверху и со спины, откуда он мысленно наблюдает за этой отталкивающей сценой, стеганый халат кажется ему хорошо знакомым.
Его всегда интересовали подобные капризы воображения, когда он их наблюдал у самого себя. Откуда они берутся? Если это случается с ним, значит, подобное происходит и с большинством мужчин. Он психически здоровый, нормальный человек с высокоразвитыми мыслительными способностями, и все же ему не всегда удается обуздывать подобные фантазии. Разница между человеком цивилизованным и бесчеловечным извергом – сумасшедшим, например, – возможно, заключается в тонком барьере добровольного самоограничения.
– Вы в полной безопасности, – доброжелательно говорит он ей. – Вы упали. Вам нужно полежать спокойно, пока не оправитесь.
– Но я же в кровати. – Она озирается.
– Это моя кровать, миссис Хамфри. Я был вынужден вас сюда отнести – за неимением более подходящего места.
Теперь ее лицо зарделось. Она заметила, что на нем халат:
– Я должна сейчас же уйти.
– Прошу вас не забывать, что я – врач, а вы сейчас – моя пациентка. Если вы попытаетесь встать, возможен рецидив.
– Рецидив?
– Вы упали в обморок, когда вносили… – казалось неделикатным об этом напоминать, – …поднос с моим завтраком. Могу ли я вас спросить, что сталось с Дорой?
К его испугу – но не удивлению, – она расплакалась:
– Я не смогла ей заплатить. Я была должна ей за три месяца. Я сумела продать несколько… несколько личных вещей, но муж два дня тому назад отнял у меня все деньги. С тех пор он не возвращался. Я не знаю, куда он ушел.
Она с видимым усилием пытается сдержать слезы.
– А сегодня утром?
– У нас вышла… размолвка. Дора настаивала на оплате. Я сказала, что не могу, это невозможно. Она ответила, что в таком случае она заберет жалованье сама. И начала рыться в ящиках моего комода – наверное, искала драгоценности. Ничего не отыскав, потребовала у меня обручальное кольцо. Оно золотое, но очень простенькое. Я пыталась защищаться. Она меня назвала бесчестной женщиной и… ударила меня. Потом забрала кольцо, сказала, что больше не желает быть моей бесплатной рабыней, и ушла из дома. После этого я сама приготовила вам завтрак и понесла его наверх. Что мне еще оставалось делать?
«Значит, не муж, а эта свинья Дора», – думает Саймон. Миссис Хамфри снова начинает плакать – тихо, без усилий, словно это не рыдания, а птичья песенка.
– Наверное, у вас есть близкая подруга, к которой вы могли бы сходить. Или она могла бы прийти к вам. – Саймону не терпится куда-нибудь спровадить миссис Хамфри. Женщины друг другу помогают: забота о тех, кто попал в беду, – это их дело. Готовят бульоны и студни. Вяжут утешительные теплые платки. Гладят и успокаивают.
– У меня здесь нет подруг. Мы переехали в этот город совсем недавно – после того, как пережили… столкнулись с финансовыми проблемами на прежнем месте. Мой муж не любил гостей. И запрещал мне выходить из дома.
Саймону приходит в голову спасительная идея:
– Вам нужно чего-нибудь поесть. Чтобы набраться сил.
Она слабо ему улыбается:
– В доме нечего есть, доктор Джордан. Ваш завтрак – это все, что осталось. Я не ела уже два дня, с тех пор как ушел муж. Остатки доела Дора. Я пила одну воду.
Вот так Саймон очутился на рынке и закупает на собственные деньги провизию для поддержания своей хозяйки. Он помог миссис Хамфри спуститься на первый этаж. Она очень настаивала, утверждая, что не переживет, если муж возвратится и застанет ее в спальне жильца. Саймон не удивился, обнаружив, что в хозяйских комнатах нет почти никакой мебели: стол и два стула – вот и все, что осталось в гостиной. Но в дальней спальне обнаружилась кровать, куда он положил миссис Хамфри – не только в нервном истощении, но и оголодавшую: неудивительно, что она была такой костлявой. Саймон отогнал от себя мысли об этой кровати и отвратительных супружеских сценах, которые на ней, вероятно, разыгрывались.
Затем поднялся к себе с насилу найденным помойным ведром: на кухне был сущий погром. Собрал с пола рассыпанный завтрак и разбитую посуду, обнаружив, что яйцо в кои-то веки сварено как следует.