Я так боюсь, что родители не простят меня. Но даже если это случится, я не сдамся. Они мои родители. Я больше их не оставлю. Они – моя частичка. Сейчас я не буду им говорить о своей необычной способности. Я рассказал им лишь то, что сбежал из дома по глупости. Но ведь отчасти это и было правдой.
Мамины коричневые шелковистые волосы теперь поседели, а на её бледном лице появились морщинки. Мне тяжело осознавать, что всё случилось из-за меня. Если бы я сразу же, когда научился контролировать свою способность, вернулся бы к маме – нежной, мягкой и заботливой женщине, и к отцу, который всегда меня во всём поддерживал и частенько, приходя с работы, баловал шоколадными конфетами и лимонными леденцами, то всё было бы хорошо. Мама бы не волновалась и не постарела бы раньше времени. Ведь ей сейчас всего-то тридцать два года. А папа бы не смотрел на меня так, будто ему всё равно, что я вернулся. Я замечаю, как его зелёные большие глаза блестят. Папа держится, чтобы не заплакать и не обнять меня. Я всё бы сейчас отдал, лишь бы обнять его. Я всё сделаю, чтобы родители снова светились от радости, чтобы они снова улыбались при виде меня. Я буду пытаться заслужить их прощения. И когда-нибудь я расскажу им о своём даре.
Снэйккей
– Прости… – внезапно начинает говорить мне Кенджи, когда мы проходим по полю плачущих ив оранжевого цвета.
Создаётся ощущение, что всё здесь искусственное или просто крашеное. Ведь в нашем мире часто красят многие цветы и деревья. Но чтобы буквально всё было покрашено, такого не было никогда.
Гибкие и тонкие ветви ивы идеально спадают на поле, практически не прикасаясь друг к другу.
– Но лаббок сказал, что я должен забрать у тебя два пера, когда ты их получишь, и посадить тебя в темницу, – с тревогой заканчивает говорить мне Кенджи.