One for My Baby, или За мою любимую

— Я не хочу быть жестоким. Я просто пытаюсь наладить свою жизнь. Неужели ты никогда не испытывал ничего похожего, Элфи? И тебе не хотелось просто наладить свою собственную жизнь? — Он в отчаянии начинает мотать головой. — Нет, по-видимому, нет.

Но я не понимаю еще одного. Что теперь будет со старыми фотографиями? Со всеми фотографиями, наклеенными в альбомы, и еще с теми, которые сложены в коробки из-под ботинок или просто лежат в ящиках шкафов. Куда теперь их девать?

Мой отец не станет забирать их. Он не собирается сидеть в своем съемном любовном гнездышке и рассматривать старые снимки вместе с Леной. Ей не захочется разглядывать фотографии, на которых изображены мои мама и папа у моря, в саду возле дома и на семейных праздниках в смешных самодельных шляпах. Все эти праздники теперь, как выяснилось, пошли коту под хвост.

Но Лене все это ничуть не интересно. И моему отцу, кстати, тоже. Теперь вдруг стало не интересно. Ему не нужны напоминания о его прошлой жизни. Ему хочется наладить новую жизнь.

И эти старые фотографии уже не доставят удовольствия моей матери. Она тоже больше не захочет их пересматривать. Меня возмущает больше всего, что поведение отца не только отравило наше настоящее. Его поступки проникли сквозь годы назад и испортили нам счастье в прошлом. Теперь оно кажется каким-то неуместным, и все наши маленькие радости, наши праздники — все это становится чем-то второсортным и никому не нужным.

Наши самодельные шляпы на Рождество, наши улыбающиеся лица на заднем дворике, наши гордые взгляды из-за того, что мы нарядились в свои лучшие костюмы… Как все это нелепо выглядит сейчас. Старые фотографии стали ненужным хламом.

Мой отец испортил не только нашу сегодняшнюю жизнь. Он разрушил наше прошлое.

По дороге на работу я покупаю для нее цветы. Нет, я не стал выбирать что-либо особенно крикливое и сразу же бросающееся в глаза. Тут главное не перестараться, и я действую достаточно осторожно. Пусть это будет небольшой букетик желтых тюльпанов. И вручу я его тогда, когда найду для этого подходящий момент.

Но все происходит как-то странно. На уроке Йуми ведет себя как и прежде, то есть остается такой же, какой была всегда. Она так же шутит и подкалывает своих приятелей из группы продвинутых новичков, при этом проявляя себя добросовестной и прилежной ученицей. Словно в ней ничего не изменилось, будто в ее жизни не произошло ничего особенного. Как будто весь мир для нее не стал внезапно совершенно другим.

Наступает обеденный перерыв. Йуми забирает с парты свои книги и собирается уходить.

— Поговорим? — предлагаю я, доставая из-под учительского стола тюльпаны и протягивая ей букет.

— Потом как-нибудь, — безразлично отвечает она, даже не глядя на цветы.

Мое сердце уходит в пятки, но в ту же секунду Йуми быстро целует меня в щеку, сминая при этом букет, и сердце снова воспаряет.

Рабочий день заканчивается, и я вместе со своими тюльпанами отправляюсь в «Эймон де Ватера». В дверях замечаю, что Йуми сидит у бара вместе с Имраном. Я решительно направляюсь к ним, но тут же останавливаюсь как вкопанный, потому что вижу, как Имран обхватывает девушку за тонкую талию, а другой рукой небрежно ласкает ее. В ответ Йуми целует его в губы, а потом начинает тереться головой о плечо Имрана, как маленькая кошечка, выпрашивающая у хозяина сливки. Точно так же, как она проделывала это со мной.

Я резко поворачиваюсь и выхожу из кабака, сжимая букет с такой силой, что слышно, как хрустят стебли цветов.

Неожиданно рядом появляется Джен и озабоченно смотрит на меня.

— Он ей нравится, — просто объясняет Джен.

— Мне плевать.

Джен неопределенно пожимает плечами:

— Он уже давно ей нравится. С тех пор как мы начали учиться в школе Черчилля. — Он смотрит на меня и не знает, что еще сказать. — Мне очень жаль.

— Спасибо за сочувствие, Джен.

— С вами все в порядке?

— Все отлично.

— Возвращайтесь сюда, сэнсэй. Выпейте пива. Послушайте музыку.

— Как-нибудь в другой раз.

— В таком случае доброй вам ночи, сэнсэй.

— Доброй ночи, Джен.

«Какой же я дурак!» — мысленно ругаю себя, с силой заталкивая тюльпаны в ближайшую урну.

Но несколько раз — когда мы танцевали в том маленьком клубе, когда любовались городом на Примроуз-Хилл и когда занимались любовью в молчаливом присутствии красного чемодана — мне казалось, что сама судьба пытается дозвониться до меня по незримому телефону.

Прости меня, судьба. Ты ошиблась номером.

Я вижу ее. Я вижу Роуз. На лондонской улице, в том месте, где она никак не может оказаться.

Я еду в такси из Уэст-Энда. И внезапно замечаю Роуз. Нет, не женщину, похожую на нее. Я вижу саму Роуз — то же лицо, то же спокойное терпеливое выражение во время долгого ожидания. Одежда на ней другая, но она сама все та же. И хотя я понимаю, что это не может быть она, проходит несколько долгих головокружительных секунд, пока я прихожу в себя.