Сама Астрид проследила корни стрижки на две тысячи лет в прошлое, утверждая, что скопировала ее с прически персонажа Жана Маре[289] в фильме Жана Кокто 1960 года «Завещание Орфея», «а она была в точности как у древних греков». Впрочем, самый упорный из исследователей творчества и жизни битлов, Марк Льюисон, не верит этому утверждению, поскольку обнаружил фото Юргена Фолмера, сделанное в 1957-м. На нем Юрген щеголяет той же прической за три года до выхода фильма Кокто.
Пусть происхождение прически и теряется во времени, ее влияние на мир отрицать нельзя. Пит Бест задавался вопросом: «Кто бы мог предвидеть, что простой эксперимент Астрид над шевелюрой Стю выльется в то, чему половина мужского населения планеты станет подражать, а некоторые обеспокоенные государства, вроде Индонезии, объявят вне закона?»
Пятнадцатого октября Пол с Джоном вернулись в Ливерпуль. Нил Эспинолл приехал забрать их на очередное выступление. «Сперва мы заехали за Джоном, смотрим, а у него челка закрывает лоб. Потом заскочили за Полом… и тут уж поняли, что это неспроста. И не только потому, что у него тоже была прическа с челкой, а потому, что он выскочил из дома, как обычно, и тут же начал хвастать тем, что сменил стрижку, попробуйте не оценить!» Пол вспоминал, как все кругом спрашивали: «А что это у тебя с волосами?» — а они с Джоном отвечали: «Эх вы, это новая мода!»
Так оно и вышло: в 1950-х молодые люди в Великобритании зачесывали волосы назад и фиксировали их бриолином, в подражание угрюмому меланхоличному облику столичных стиляг. У битлов волосы закрывали лоб и, необработанные фиксатором, выглядели по-мальчишески небрежно и привлекательно. Всего за два года стрижка стала символом нового десятилетия свободы и молодости, из-за чего и была объявлена вне закона в некоторых учреждениях. В ноябре 1963 года директор гилдфордской школы-гимназии Кларкс запретил ученикам стричься «под битлов». «Этот идиотский стиль вызывает в наших мальчиках все самое худшее, — разгневанно заявил он. — Они выглядят как кретины. Если выяснится, что запрет не соблюдается, то я обращусь за поддержкой ко всем вашим родителям». Однако некий анонимный «старшеклассник» отреагировал на постановление раздраженно. «Большинство парней запрету не обрадуются, — рассказал он газете «Суррей эдвертайзер». — Как по мне, это глупо. «Битлз» классные, не вижу ничего плохого в их прическах».
Через несколько месяцев мода на стрижки «под битлов» охватила Америку. Писатель Том Вулф[290] помнит, как 7 февраля 1964-го «Битлз» прибыли в Штаты: «Когда они приземлились в аэропорту Кеннеди, все мальчишки понеслись по залам, начесывая челки на лбы. Вот когда по-настоящему начались шестидесятые». Джордж Мартин вспоминает, что видел на Пятой авеню взрослых мужчин в битловских париках: «Это было просто безумие». Только в Нью-Йорке ежедневно продавалось 20000 битловских париков, по цене 2 доллара 98 центов каждый.
Примерно в то же время четырнадцатилетний Брюс Спрингстин вошел в музыкальный отдел магазина «Ньюбери» в городе Фрихолд, штат Нью-Джерси, и увидел альбом «Meet the Beatles». Он по-прежнему убежден, что это «величайший конверт пластинки всех времен… На нем была одна надпись: «Meet the Beatles»[291]. Именно этого мне и хотелось. Эти четыре затененных лица, как скульптурные портреты на горе Рашмор[292], только в мире рок-н-ролла… А ПРИЧЕСКИ… ПРИЧЕСКИ. Что все это значило? Это было удивительно, это поражало. По радио же их не видно. Сегодня уже и не объяснишь, какой эффект оказывали их… ПРИЧЕСКИ».
Брюсу немедленно захотелось себе такую же. Про последствия он знал: «Порка, оскорбления, унижения, статус изгоя — со всем этим придется смириться». Когда отец увидел новую прическу Брюса, то «сперва расхохотался. Ему было смешно. Потом стало не смешно. Потом он разозлился. А потом, наконец, задал животрепещущий вопрос: «Брюс, ты педик?»».
Столь же нетерпимыми оказались почти все современники Брюса. Зато один или два единомышленника приготовились, во имя «Битлз», сносить насмешки всего мира. Собрав в кулак всю волю, они шли навстречу буре. «Я не обращал внимания на оскорбления, по возможности избегал драк и делал все, что от меня требовалось… Каждый день я ждал разборок».