— Вот же сука, а? — отозвался третий. Они помолчали. Молодой беспокоился, пытался зачем-то потянуть труп за ногу, вытянуть из грязи, но сил ему не хватало. Тогда старший вернулся к грузовику, около колеса сел прямо на землю и задумался. Молодой тоже подошёл. Он щупал шишку на затылке и думал, что до завтра шишка не пройдёт. А третий достал последнюю, раздавленную в драке папиросу, закурил, затянулся и закашлялся. Во рту у него был привкус крови и он сплюнул на дорогу.
— Чего делать-то, а? Ведь это ж мы его, а? Слышь, Михалыч? — беспокоился молодой, всё время оглядываясь на Него.
— И откуда он здесь взялся, мать-перемать? — мрачно спросил третий.
— Чего он тут шлялся?
— Да заткнитесь вы оба! — сказал старший. Потом вспомнил недодуманное, поднялся, подошёл к трупу, пощупал:
— Не… Мертвяк. Холодный уже.
— Посадят, — тоскливо сказал молодой.
Старший с кряхтеньем залез в кузов, выкинул на дорогу лопату. Спустился, сказал:
— Не посадят, понял? Я там уже был, хорошего мало.
И пошёл с лопатой прямо в поле, с дороги, и там, в зарослях почерневшей полыни, вонзил лопату в землю. Копали по очереди. Яма выходила неровная, коротковатая для человека, но глубокая, очень глубокая — в рост. Молодой копал бы и глубже, но тут старший выматерился и молодой, сразу всё поняв, вылез. Они вытянули тело из грязи, отнесли к яме и скинули. Молодой согнул торчавшую ногу, которая никак не хотела сгибаться. Потом они забросали яму землёй. Было очень темно, хотя утро уже приближалось. Старший сел за руль, проехал прямо по тому месту, где оставались следы, побуксовал, выехал на дорогу. Когда отъехали уже километра три, старший развернул машину, вернулись посмотреть. Но как ни старались, найти место наезда и следы могилы не смогли.
— Мы знаем — и то не нашли, — с удовлетворением отметил средний. — А не знать — так и… Вот же гадство, а?
Когда подъехали к посёлку, средний стал учить молодого:
— Ты главное, понял, молчи. Родной жене ни звука.
— Нету жены. Мамка…
— И мамке ни звука, понял? И всё будет путём. Мы ж не нарочно, гадство. Так вышло.
— Че ты его учишь? — перебил старший. — Жить хочет — не проболтается.
Они высадили молодого у общаги, в которой жили студенты.
— Вы когда уезжаете?
— Завтра.
— Вот и хорошо. И уезжай… На-ка вот, хлебни на посошок.
Средний вытащил из бардачка полбутылки коньяку. Молодой выпил из горлышка, пил, пока хватало духа, потом сказал:
— Ну, пока.
И пошатываясь побрёл к общаге.