Когда при поцелуях руки Андрея начинали скользить мне под одежду, я останавливалась и смотрела ему в глаза, повторяя про себя: «Пожалуйста, не порть то, что есть между нами, я этого не хочу». И он убирал руки. Обнимал меня и говорил, что ничего не будет, пока я сама не попрошу. Я не просила еще год. Мы стали ругаться и расставаться. Через неделю он звонил: «Не могу без тебя». Пролетело лето, прошла долгая зима…
Через три года отношений он сказал, что не может так больше, что это идиотизм – целовать меня, любить меня и не спать со мной. Андрей знал, что у меня есть парень, с которым мы помолвлены, и был убежден, что с ним у меня есть сексуальные отношения. И в один из вечеров он озверел: сорвал с меня штаны и взял на заднем сиденье своего нового автомобиля. Меньше минуты. Я не успела ничего почувствовать. Просто поняла, что все испорчено. Он вышел из машины, покурил, вернулся, оправдываясь: «Извини, я больше не мог. Я даже с женой думаю о тебе, ты мне нужна как женщина». Но я не смогла простить. Я решила прекратить встречи.
Ехали молча, он брал меня за руку, пытался поговорить со мной, но разговор не клеился – я плакала, отвернувшись к окну, сравнивала ситуацию с тем, первым разом… Вышла из машины и с силой хлопнула дверью – хотела показать ему, что это конец. Ночью не спала, эмоции улеглись, я не понимала, почему секс мне нравится только с Алмазом, неужели остальные мужчины не умеют этим заниматься? Алмаз хотя бы не заканчивал в первые пять минут, и я успевала насладиться тем, что ко мне прикасаются. Он спрашивал: «Ты все?» Мне хотелось ответить: «Как это – все? Нет, я даже не разогрелась…», – но я молчала, потому что Алмаз был единственным, с кем мне физически было хоть немного хорошо.
Андрей позвонил на следующий день утром. Я не взяла трубку. В окно увидела, что его машина стоит у ворот общежития. Выключила телефон, легла спать. На пары я в тот день не ходила, как и еще несколько дней, потому что он каждое утро приезжал и ждал меня то возле университета, то у общежития. Трубку я не брала и на сообщения не отвечала. Андрея хватило на неделю, последнее СМС было: «Я прошу прощения. Сделал все, что мог».
Еще через две недели я стала скучать и позвонила Андрею сама. Он обещал больше не брать меня силой, и мы снова стали встречаться. Только я вела себя по-другому, холодно, одевалась скромнее, чтобы не смущать его, не красила глаза – теперь мы просто разговаривали в машине около часа, и я уходила. Но видеть его хотелось – как пить, как есть.
В один из летних дней (кажется, это было 12 августа) Андрей позвонил и пригласил меня в К.: «Там красиво, поехали, погуляем. Купим пирожки «с котятами» на вокзале в дорогу». (Мы так шутили про пирожки с котятами, когда покупали готовую еду.) Уговаривал долго, но я сказала, что не поеду с ним, и бросила трубку. После этого он не звонил неделю. Я устала ждать и написала. «Занят, перезвоню», – ответил Андрей.
На следующий день позвонила мама:
– Помнишь, у нас водитель был, Андрей? Хороший такой, красивый, тебе помогал?
– Конечно, помню! И что?
– Он умер!
Мне показалось, что в ту секунду умерла и я. Я не понимала, что мне делать и куда бежать – сидела на земле и выла. Звонить нельзя – жене и так больно…
Вызвала такси и поехала на единственное кладбище в городе. Оно оказалось огромным. Я ходила от одной могилы к другой – нигде не было свежей земли. Я не знала, как там можно найти могилу. Когда окончательно стемнело и стало холодно, я просто села, сил ходить уже не было, глаза от слез ничего не видели. И только одна мысль: «Почему я с тобой тогда не поехала?» Заснула на могиле какого-то архитектора.