Они

— Скулу? А это что? — Ломяго протянул руку и привлек к себе голову подчиненного таким жестом, будто схватил футбольный мяч. У милиционера со лба струилась кровь, и он не вытирал ее. Ломяго оттолкнул голову.

— Значит, так, — сказал он. — Они сейчас идут на медицинское освидетельствование. И называется все это: оказание сопротивления действиям милиции с нанесением телесных повреждений. Надо объяснять, чем это грозит?

— Они сами, товарищ лейтенант! — страшно перепугался и еще больше побледнел командированный, и Геран в который уже раз подумал, что алкоголь в конечном итоге все-таки делает человека свиньей.

— Сами? Ты, кстати, почему еще здесь? — задал неожиданный вопрос Ломяго.

— Держат! Не могут даже позвонить моему другу, чтобы приехал и штраф заплатил!

— Да едет уже ваш друг, — сказал Ломяго. — А вы пока пойдемте, дадите показания о случившемся.

Все всё поняли. Скорее всего, другу так и не дозвонились и он не едет. Ломяго открыто предлагает командированному сдать сокамерников. Драка с милиционерами без свидетелей — одно, а подкрепленная свидетельскими показаниями — совсем другое.

Но командированный сделал вид, что принял все за чистую монету. Он фальшиво обрадовался:

— Наконец-то! Только я выйти не могу, они дверь закрыли!

— Не они, а мы! — поправил Карчин. — Вместе с тобой. Продать торопишься? Вот что, родной! — обратился он к Ломяго, с усилием подогревая в себе ярость и готовность к отчаянным действиям, хотя эта энергия в нем почти уже иссякла. — Я тут запрусь, голодовку объявлю, орать буду, чтобы на улице услышали, и у тебя два выхода: или позвать, кого я тебе скажу, а лучше всего прямо на месте все уладить, или меня убить, понял? Но учти, убийство тебе с рук не сойдет! Тебе тут всех придется убить, иначе докопаются. Понял меня?

— Голова у меня от вас болит, — пожаловался Ломяго. — Вы чего разоряетесь из-за пустяка? Закроется он, насмешил! А «черемуха»?

— Какая черемуха? — не понял Карчин.

— Не какая, а какой. Газ такой. Имеем право на применение. Бросим пару шашечек — сразу выбежите. Или задохнетесь к черту. Вместе с ребенком, между прочим.

— Дяденьки, не надо! — тут же захлюпал Килил, испугавшись, что его сейчас отравят и он никогда не будет жить в своем доме.

— Послушайте! — встал Геран и подошел к окошку. — Перестаньте заниматься ерундой. Что произошло — произошло. Мы не сдержались, но и ваши подчиненные вели себя безобразно. И вы это прекрасно понимаете, товарищ лейтенант. Давайте решать дело спокойно. Мы откроем. Но дайте слово офицера, что побоев больше не будет, что все будет решаться в рамках закона.

— А других рамок и нет! — с достоинством и с гордостью за профессиональную честь привычно солгал Ломяго. — Просто вести себя надо по-человечески.

— А с нами как себя ведут? — спросил Карчин, с отвращением слыша в своем голосе легкую дрожь и готовность идти на попятный.

— А как вы, так и с вами.

— Очень вас прошу, товарищ лейтенант, не усугубляйте! — сказал Геран, вдруг поверив, что все действительно может кончиться миром. — Очень прошу, дайте слово офицера, что нас не будут бить. Лично я не гарантирую, что готов сносить это безропотно. И заметьте, я имею в виду не одолжение, а всего лишь соблюдение вами и вашими подчиненными... — тут Геран запнулся. Он не сумел сходу вспомнить, что именно должны соблюдать Ломяго и его подчиненные. Поэтому закончил все той же просьбой: — Дайте слово.

— Даю, даю! — откликнулся Ломяго. — Открывайте.

Геран взглянул на Карчина. Тот взялся за планку, потянул. Она была забита туго, Геран помог, планку вытащили. И отошли от двери.

Она тут же распахнулась, ворвались обиженные милиционеры и началось. Геран увидел, как Ломяго пинком выгнал командированного из камеры. Один из мальчиков прыгнул на Герана сзади, второй обхватил его голову, стуча по ней часто, как игрушечный заяц по барабану.

— Ты же слово дал! — прохрипел Геран лейтенанту. Тот приблизил лицо омерзительно близко и раздельно выговорил:

— Я за слова отвечаю только перед белыми людьми, поэтому, чернож... скотина, для тебя мое слово не считается!

11

— Им дольше звоните, они глухие! — сказала Виктору вышедшая из соседней двери женщина.

— И так полчаса звоню.