Они будут жить с нами

Николай едва не взвыл. Тело матери еще не было предано земле, а Кира разглагольствовала о ее жилье так, как будто стала здесь полноправной хозяйкой. С другой стороны… может, это выход? Конечно, проживать с ней так, словно был ее мужем, Коля не собирался… Но если они с девочками переедут в двушку, а он сможет вернуть Настю и они обустроятся с Никитой здесь, как жена того и хотела?

— Я написал Дарине, Настиной подруге, — сказал он, отходя и присаживаясь на край дивана.

— Зачем?

Кира так резко к нему повернулась, в ее голосе было столько неподдельного изумления, что в первый момент Николай и сам удивился тому, что сделал.

— Затем, что моя жена должна быть рядом со мной в трудный момент, — отчеканил он, глядя на Киру.

Он физически почувствовал тот момент, когда она изменилась, вдруг превратилась совсем в другого человека. Улыбнулась заискивающе, оставила свои сборы вещей, которые Кире не принадлежали.

— Вот и подумай, кто из нас двоих тебе жена, — мягко сказала она, подходя к нему и присаживаясь рядом. — Настасья твоя сбежала, только пятки сверкали. А я — рядом. И буду рядом всегда.

— Вообще-то там не только Настя, но еще и Никита, — напомнил Кире Николай. — И я имею полное право видеться с сыном.

Он начал закипать. Потому что пока не представлял, как сделать, чтобы ему вернули возможность общаться с Никитой. В розыск, что ли, собственную жену объявлять?

— Ну, когда-нибудь будешь видеться. Но ведь сына можно еще одного родить, — сказала Кира, прильнув к Николаю.

Он едва удержался от того, чтобы не вздрогнуть, не вскочить и не сбежать куда подальше. Последнее, о чем мог сейчас думать, — будущее деторождение, да еще и не с законной супругой, а с той, в постели которой он случайно оказался на днях.

— Сейчас не могу об этом думать.

Поднявшись с дивана, Николай засунул руки в карманы брюк и отошел к окну. Похороны были намечены на послезавтра, и единственной, кого он хотел на них видеть, была Настя. Вот только существовала вероятность того, что она передумает и не приедет.

Что ж, в этом случае он станет действовать иначе. Ни единая душа не в силах помешать ему видеться с сыном, так что придется сделать все, чтобы законные права никто не мог попрать.

Глава 29

— Ну, я могу тебя поздравить с первым комплиментом от посетителя, — улыбаясь так, словно на его улице только что перевернулся грузовик даже не с пряниками, а с золотыми слитками, сказал Олег.

— Дай угадаю… тартар? — не сдержав ответной улыбки, ответила, прибирая рабочее место.

Сегодня планировала уйти с работы пораньше, благо Ларин был не против. Он вообще давал мне довольно большую свободу действий, и это вызывало у меня лишь одно желание — не подвести Олега ни в чем.

— Именно. Ты начинаешь чувствовать ресторанность блюд, если понимаешь, о чем я. К этому приходят только с опытом.

Он посмотрел на меня внимательнее и вдруг задал вопрос, которому я изрядно удивилась:

— Тебя что-то тревожит?

Я всячески скрывала то, что касалось лишь меня. Все эти перипетии с мужем, с завтрашней поездкой на похороны, предстоящее увольнение в детском саду… Мысли атаковали, на душе было неспокойно.

— Все и понемногу, — пожала я плечами и вздохнула: — Но не хочу о плохом, пойду переоденусь и к сыну.

Завтрашнее мероприятие, на которое я твердо решила отправляться, меня ужасало. Перед мысленным взором мелькали картинки того, как все произойдет, и они мне, мягко говоря, не нравились. Нужно было сосредоточиться на чем-то светлом. Например, на нашей с Никиткой новой жизни. Зоя Владимировна за те дни, что мы проживали у нее, стала ему если не бабушкой, то самой лучшей няней на свете. Я видела, как она сама расцветала с каждым днем. Бесконечно заботилась о моем сыне, они много гуляли, рисовали, изучали детских писателей. Я не могла нарадоваться на то, что у меня рядом появился тот человек, которому я могла настолько доверять.

«Только не избалуйте его, пожалуйста», — с улыбкой просила я, на что получала заверения:

«Избаловать любовью нельзя. Да бабушки для того и созданы — любить и баловать. А воспитание — роль родителей».

Выйдя из ресторана, я обнаружила, что Ларин стоит, прислонившись к боку своей машины. Увидев меня, он распахнул пассажирскую дверцу и велел:

— Садись скорее. Холодно очень, я тебя до дома подкину.

После некоторого колебания я все же устроилась в авто, подула на успевшие озябнуть за считанные секунды руки. Олег устроился рядом, сделал температуру в салоне выше, вырулил со двора.

— Я все о нашем разговоре думаю… Ну, о том, про ложь, — внезапно начал он, ошарашивая меня.

Я считала, что для него та ремарка-предупреждение — лишь проходной эпизод, потому слова Ларина стали своего рода откровением.

— Не хочу, чтобы ты воспринимала их на свой счет.

— Я и не восприняла, — пожав плечами, немного слукавила я, отвернувшись к окну. — Сама терпеть не могу ложь, тем более, что так сильно от нее пострадала. Так что это работает в обе стороны, — смело заявила, повернувшись к Ларину.