Быть в жилище матери, которое он своими стараниями превратил едва ли не в хлев, было выше всяческих сил для Николая, потому он и приехал из больницы прямиком в их бывший дом с Настей.
Пустой и с ароматом затхлости, он целиком и полностью отражал то, что происходило в его душе. Вот — то, к чему он пришел в итоге. Ни жены, ни ребенка. Ни тех, кого он притащил в свою и Настину судьбу, желая увидеть, что его воля и исполнение его желаний — превыше всего. Дурак он был. Дурак, который как бы ни старался, уже не мог вернуть ничего назад.
Ему названивала Кира. Последние дня два обрывала телефон, а он не подходил. Хотя, по сути, надо было. Именно такую бабу, как она, Коля и заслужил. И именно таких детей как Вика и Маша. Да, за те три недели, что он провел в больнице, ни Кира, ни дочери в поле зрения не появлялись. Но наверно, так было правильно. Никому он не был нужен. По крайней мере, как человек, которого можно пожалеть и о котором нужно позаботиться. А уж если учесть, что и работать теперь так активно не сможет, так и вовсе картина получалась печальная.
— Да? — все же ответил он на звонок, когда Кира набрала его номер вновь.
— Коля! Коленька! Как хорошо, что ты трубку взял… — тут же затараторила мать Вики и Маши. — У меня беда… Меня выгнали оттуда, где мы с девочками жили. Я пока перебиваюсь редкой помощью от соседок. А к тебе домой боюсь возвращаться — Настя сказала, что она может меня детей лишить, а я без них не проживу.
Николай кивнул сам себе и прикрыл глаза. Вот она — судьба его, которую сам выбрал и притащил в ту беззаботную, полную простого счастья жизнь, что была у них с Настей. Как-то смиренно принялась им самим мысль о том, что Кира и есть женщина, которая будет с ним до конца его дней. Их, в целом, не так уж и много осталось, раз уж он успел в таком возрасте побывать на пороге у смерти. Но, наверно, так и правильно — от жизненных наказаний еще никто не уходил.
— Приезжайте, — просто сказал он и положил трубку.
Прошел на кухню, замер в дверях. Словно в каком-нибудь кинофильме вдруг воспоминания окрасили это помещение, что было сердцем любого дома, в яркие цвета. Хлопочущая у плиты Настя живо нарисовалась в воображении. То, как старалась для них с сыном, как им угождала, кормя так вкусно, как и в ресторане не подадут. А сейчас пусто… уныло всё и пусто.
Подойдя к шкафчику, Николай выудил с полки бутылку коньяка. Во рту даже сухо стало от того, как захотелось приложиться к горлышку. Он постоял так немного, словно взвешивая в руке напиток и решая, стоит ли вновь рисковать жизнью. Все же сделав выбор, подошел к раковине и вылил содержимое ко всем чертям. Вот и все. Новая трезвая жизнь с полным пониманием, что он натворил и чем это аукается. Николай это заслужил на все сто.
Кира и девочки появились на пороге его дома часа через два. Едва Коля открыл им, Вика и Маша переглянулись и уставились на него.
— Заходите, — устало проговорил он, и девочки тут же влетели в прихожую и начали носиться по квартире.
Странно, но именно это оживление показалось Николаю спасительным. Уродливое понимание, что сейчас он вынужден цепляться за такие вот моменты, чтобы только не сойти с ума от горечи одиночества, вызвало отвращение. Но ненадолго. Стоило только Кире зайти, внести сумки и, разувшись, тут же устремиться на кухню, как Коля вновь ухватился за новую реальность, в которой сквозили черты гротеска.
— Я поесть сготовлю… если ты не против, — сказала она, захлопотав у плиты.
Достала внушительную кастрюлю, налила воды, поставила на огонь.
— Не против, — отозвался Коля, прислонившись плечом к дверному косяку и наблюдая за Кирой.
Она выискала что-то в морозильнике, бросила в раковину и включила воду, чтобы то ли кусок курицы, то ли говядины быстрее растаял.
— Настька тебе, наверно, рассказала все… Я у Степана была. Это любовник мой, — начала Кира, бросив на Николая затравленно-опасливый взгляд.
Коля подобрался, но промолчал, давая ей возможность продолжать.
— Он как узнал, что я от тебя понесла — сначала все примириться пытался. Потом запил и нас погнал.
Николай нахмурился, стало тяжело стоять на ногах так долго. Он устроился за столом и теперь наблюдал за тем, как Кира перебирает в шкафчиках крупы. Какая-то мысль не давала ему покоя.
— Поздно он спохватился. Вика и Маша его, значит, не смущали? — хмыкнул он, когда молчание затянулось.
Кира сначала замерла, потом неспешно выключила воду и вытерла руки полотенцем, не глядя на Колю.
А он все понял… И вновь, что странно, совершенно не испытал по этому поводу никаких эмоций. Словно бы принимал молча и стойко все наказания, сколько бы их ни было.
— Ох… — вздохнула Кира, присаживаясь напротив. — Настя твоя все равно тебе рано или поздно скажет. Не твои они, Коль. Ни одна, ни вторая.
Вроде бы обо всем уже догадался сам, а брови помимо воли приподнялись. И ржать захотелось над собой. Ради этой бабенки ушлой сотворил с собой и самыми дорогими людьми такое, что не прощают.
— А этот? — кивнул он на живот Киры.
— Этот твой! — с жаром проговорила она. — Нужно будет — все анализы сделаю, какие скажешь.